Магический мир философии - [36]

Непонимание между философами-современниками поддерживается уже упомянутой нами тенденцией, которая фактически стала модой, на изобретение в рамках своей концепции собственного понятийного аппарата. Старая истина «Бритвы Оккама» «Не сотворяйте сущностей без надобности» оказалась забыта, смыта «тираноборческим» восторгом философов ХХ века, сражающихся с философской классикой. И Хайдеггер, и Сартр, и Деррида с Делезом нуждаются в толкователях, в толмачах, которые должны, мучительно закатывая очи, перечислять возможные варианты понимания того или иного термина. Загадочность и таинственность, конечно, красива и интригует, но мир и так достаточно сложен и неоднозначен для того, чтобы философы превращали каждое свое слово в шараду. Между тем, быть «творцом шарад» ныне почетно, философская молодежь нередко очаровывается именно непонятностью, витиеватой заумью, которая, если ее просто прояснить, окажется тривиальностью. Между прочим, в истории философии ХХ века можно указать на забавные параллели, когда одни и те же мысли высказывались как темно и запутанно, так и ясно и отчетливо. Например идея «жизненного проекта», весьма туманная и непонятная у Хайдеггера, достаточно ясно прописана у Х.Ортеги-и-Гассета с его журналистской лихостью. Та же хайдеггеровская идея Бытия как внепредметного начала мира совершенно прозрачно выписана у Э.Фромма с честной ссылкой на идеи Мейстера Экхарта. Конечно, можно сказать, что Фромм создавал свой труд гораздо позже Хайдеггера, и мысль о бытии уже давно обсуждалсь в философии к этому моменту, но как бы то ни было, то, что написано у Фромма – вполне внятно.

Разноречивые философские языки, включающие индивидуальные метафоры, ставшие экзистенциалами, могут пересекаться, перекрещиваться, образовывать синтезы. Так Ж.-П.Сартр толкует об экзистенциальном психоанализе, создавая синтез концепций и синтез философских языков. Порой тот или иной язык начинает вторгаться в сопредельные сферы духовной жизни. Например, хайдеггеровская терминология сделалась частью психотерапевтического подхода Л.Бинсвангера, хотя сами по себе установки и оценки Хайдеггера не несут психотерапевтического смысла: от них можно скорее заболеть, чем выздороветь.

Каков же путь к взаимопониманию современников, кроме их доброй воли к пониманию друг друга? Мне думается, что здесь должно играть свою роль обычное философское образование. Всякий серьезный философ должен быть прежде всего хорошо знаком с языками своих предшественников, должен знать философскую классику с ее категориальным аппаратом, ибо именно от классики все «танцуют как от печки». Чуть раньше я уже говорила о том, что «философские хулиганы» – постмодернисты, ниспровергатели кумиров прошлого, никуда не могут деться от ненавидимых ими «идолов» – философов 17-19 веков. Всерьез читать их произведения способен тот, кто предметно знаком с классическими текстами, кто понимает, вокруг чего кипит герменевтический сыр-бор и ломаются деконструкционные копья. Знать современность без классики невозможно, ни один философский язык сегодняшнего дня не может быть по-настоящему понят без Платона и Аристотеля, Декарта и Канта, Гегеля и Маркса.

Сказанное в полной мере относится к нам, российским философам. В настоящее время у философов России, как мне представляется, нет единого философского языка. Дискурс советского марксизма в массе ушел в прошлое и остался в активе лишь небольшого числа философских групп . Православно-религиозный дискурс Серебряного века был отчасти актуализирован в 90-е годы ушедшего столетия, но общепринятым языком не стал просто потому, что основная доля мыслящих и пишущих нынешних философов не являются искренне верующими православными. Они воспитывались в ином мировоззрении и после крушения советского марксизма с его идеологией прислонились кто к постмодернизму, кто к оккультизму, а кто – к неодарвинизму. Православные тоже есть, но они не являются «мейнстримом», поэтому христологический язык изгнанников «философского парохода» не стал общепринятым в сегодняшней российской философии. Язык – это форма идей, если идеи не властвуют, их язык не говорит.

Нам, российским философам, еще искать и искать свою собственную философскую идентификацию, хотя в ситуации всеобщего разброда и шатаний скорей всего у нас в обозримый период как и во всем мире будет много философских языков. И главными скрепами для «разноязычных партнеров» в философской России будет та же вечная история философии.

Популяризация: язык, передающий смысл

Вопрос о донесении философии до широкой публики обладает в наши дни огромной практической важностью. В современном прагматизированном и технизированном мире бизнес и технократы теснят гуманитариев во всех странах, и философы оказываются здесь в среди тех, кто падает жертвой коммерческого и властного произвола. Так все время звучат разговоры о снижении статуса философии в вузах, о переводе ее в предметы по выбору. Здесь как и во многом другом сказывается желание «гнаться за Европой», ибо, к примеру в Швейцарии гуманитарные предметы заменены на экономические. При этом никто не собирается вводить философию в старших классах школы, как это давно сделано во Франции. И если в этих условиях философское сообщество желает сохраниться как таковое, выжить в качестве социально-значимой группы, а не просто горстки чудаков, фантазирующих «о своем» в башне из слоновой кости, то философы должны выходить «к массам», становиться частью той культуры, что создается для масс, а не только для круга избранных интеллектуалов.