Магический мир философии - [32]

2004 г.

6. На каком языке говорить философам?

Вопрос, вынесенный мной в заголовок статьи, является до некоторой степени риторическим. Действительно, зачем заниматься поиском языка, если признать, что философское сообщество не страдает молчаливостью, не впало в медитацию, не уснуло, не стало коллективным последователем идей Ф.И.Гиренка, призывающего нас навек сомкнуть уста, чтобы в полной тишине приблизиться к бессловесному тексту и немой речи39… Отнюдь! Сообщество – как отечественное, так и мировое – пишет себе и говорит, публикует толстые книжки и короткие тезисы, спорит, вопрошает, ругается и изрекает новые афоризмы. Стало быть, и проблемы нет?

Но проблема есть. В философии ведь все проблема, что кажется на первый взгляд ясным и гладким, прозрачным и ясным до скуки. Но присмотришься – не все так идиллично, потому что современные философы – то есть, мы сами – не всегда вполне понимают, как именно, на каком языке им разговаривать.

Как строить внятную философскую беседу со своими по иному мыслящими коллегами?

Как разговаривать об экзистенциальных и метафизических вопросах с обычными «нетеоретическими» людьми?

Как относиться самим профессионалам к языку философии, связан ли он с миром или является лишь приятной «игрой в бисер»; должен ли он быть ясным и однозначным, тяготеющим к математике или образным, туманным, намекающим на нечто «сверхразумное»?

Тут и впрямь задумаешься, не предаться ли исихастскому деланию, не стать ли обращенным к Первоистоку молчальником вместо того, чтобы носиться по волнам неукротимой речи…

Именно поэтому тема языка нуждается в обсуждении, и в отечественной философии обсуждение это идет все последнее десятилетие. Назову имена лишь некоторых авторов, прямо высказывавшихся по проблемам языка философии в своих монографиях, на страницах философских журналов и сети Интернет. Это Д.Анкин, В.Бибихин, Г.Гутнер, Е.Ищенко, С.Катречко, Е.Кротков, М.Лебедев, Б.Нарумов, Е.Соколов, В.Шапошников. Наверное, список этот можно пополнить многими другими уважаемыми фамилиями, но в небольшой статье трудно дать полный обзор всех исследователей, обращенных к сюжету философского дискурса, тем более, что тема философского языка находится на грани между философией, филологией и лингвистикой, что вовлекает в обсуждение специалистов разных дисциплин. Посему обратимся к содержательному рассмотрению поставленной проблемы, разделив ее для удобства на несколько относительно самостоятельных тем.

Каков дискурс, позволяющий говорить о языке философии?

Авторы, пишущие по вопросу философского дискурса, естественным образом тяготеют к методам структурной лингвистики, сравнительного языкознания или филологического разбора. Весьма притягательны и подходы постструктурализма, продолжающие на свой лад жонглирование «означаемыми» и «означающими» ( что, в силу самой русскоязычной формы отглагольного прилагательного крайне затрудняет понимание того, о чем идет речь). Мне думается, что для разговора о философском языке все же нужен не лингвистический, а философский дискурс, то есть философский способ говорить ( ибо дискурс, если снять с этого слова флер загадочности и ореол моды, не что иное как «способ говорения»). О философии надо разговаривать на философском же языке, исходя из философских представлений, то есть следует совершать философскую рефлексию, поднимаясь на уровень «метафилософии». Это означает, что, исследуя философский язык, мы делаем акцент не на его семиотической, а на его семантической стороне и, более того, выходим за рамка семантики в непосредственное отношение «человек – мир».

Философский язык – сложное образование. Он включает в себя нормальный дискурс обыденной речи, элементы речи художественной, но самое главное – особый понятийный аппарат, представленный «категориями», «экзистенциалами», «метафорическими концептами». Между этими составными философской речи не всегда существует жесткая граница, они могут сближаться, перетекать друг в друга, вступать в сложные смысловые отношения. Однако эти три раздела ( а, быть может и некие четвертый и пятый…) характеризуются двумя главными моментами, которые и свидетельствуют о них как о моментах философского языка. Это, во-первых, выражение идей. Философские понятия не есть просто обобщенное отображение мира предметов, существ или даже их отношений, они указывают на идеи – некие версии фундаментальных характеристик мира и человека. Идея свободы, всеединства, справедливости, экзистирования, бытия, прогресса и др. отсылают нас не просто к реальности, а к тому, что ее фундирует, к сверхреальности, трансценденции, к фундаментальным свойствам и качествам мира, которые нельзя увидеть обычным глазом или пощупать рукой. Слова, выражающие философские идеи, создают для нас духовные модели мировых основ, они претендуют на схватывание сущностных моментов действительности. Вот почему их невозможно анализировать только лингвистически. Они не «внутри языка», а принципиально рвутся во вне. Оставаясь лишь лингвистической реальностью, они превращаются в никчемные формы, в софистику, в пустой звук..