Магические числа - [7]

Зародыш огня заключен в неприметном полешке,

Волнами обточенном темном куске деревяшки.

Однако пока не ударнл ты кремнем о кремень

Нету огня, и тепло дремлет в вечном покое.

Так и в тебе, в женщине, внешне обычной,

В той, что каждую ночь на оленью постель ложится

Рядом со мной, нет огня до поры той,

Пока рука моя не коснется неясных пределов…

Единственный человек, который долго не мог привыкнуть к новому положению Кагота, была его жена Вааль. Поначалу она просто перепугалась, затаилась, ибо была слишком юна и неопытна, чтобы что-то понять. Но обретенная мудрость подсказала Каготу, что никто другой, кроме него самого, не сделает из этой пугливой, как весенняя птица, девушки настоящую жену-подругу.

Он был непривычно нежен и внимателен к ней. Шепча заклинания, Кагот исподволь размораживал душу женщины, высвобождая нежность, доверчивость и внутреннюю красоту.

– Как прекрасны твои слова! – жарко шептала Вааль, прижимаясь к нему. – Они как весенний поток вливаются в меня, и кровь моя становится теплее… Говори еще, говори, Кагот…

Взамен ушедшей жизни новая родится жизнь,

Так повелось на нашей холодной земле.

Жаркая плоть в единении с жаркою плотью

Новую жизнь зачинают в теплой мгле…

Кагот порой сам удивлялся собственной внутренней силе, и ему казалось, что он может теперь многое. Вааль зачала, и впереди ожидалась новая жизнь взамен ушедшей, чтобы восстановилось справедливое равновесие. И в то же время он втайне опасался, что безграничное использование своего могущества может сильно повредить ему или же разгневает или вызовет недовольство у покровительствующих ему Внешних сил.

Кагот так и не разобрался толком, что собой представляли Внешние силы. То, что говорил Амос, было противоречиво: в понятие «Внешние силы» входили силы добра и зла, многочисленные духи, божества, явления природы были знаком деяний этих сил.

Никогда еще у жителей Инакуля не было такого веселого и отзывчивого шамана, откровенно радующегося жизни и помогающего жить всем, кто нуждался в поддержке.

Слава о Каготе распространилась по тундре и морскому побережью. Вскоре стали приезжать жаждущие исцеления и утешения из других селений и дальних становищ.

Кагот поставил новую большую ярангу с двумя гостевыми пологами, которые редко пустовали. Среди гостей Кагота бывали и шаманы, которые приезжали не для исцеления своих недугов, а для того, чтобы поговорить с ним и, быть может, узнать что-то новое, сокровенное. С ними Кагот был осторожен, он мог часами рассуждать о сложности человеческого естества, но остерегался беседовать о силах, с которыми общался.

Приезжавшие в Каготу шаманы прежде всего допытывались: сумел ли он проникнуть в глубинные тайны этих сил? Кагот отвечал уклончиво не потому, что скрывал что-то, а потому, что сам не был уверен, правильно ли он понимает всю сложность мира Внешних сил:

Кому откроется вечная тайна звезд?

Кто расслышит в шелесте полярных сияний язык?

Кто разгадает в этих звуках суть звездных речений?

Кто разъяснит смысл очертаний

Птиц, зверей, скал я Дальних хребтов,

Легких облаков, и туч, и радуги, подпирающей небо?

Кагот держал в руках маленький, казавшийся игрушечным бубен, легко касался туго натянутой кожи гибкой палочкой из китового уса и вполголоса произносил рождающиеся в его душе заклинания, а гости внимали ему и считали, что слышат голоса Внешних сил, которые устами Кагота говорят с ними.

Новая жизнь, как и полагается новой жизни, появилась на рассвете, когда за стенами яранги бушевала весенняя снежная пурга. Когда Каготу сообщили, что родилась девочка, в его душе поднялась огромная волна радости. Она, эта будущая жизнь, виделась ему в мечтах именно в облике маленькой девочки, воплощением нежности и хрупкости, как тундровый цветок. Ему позволили войти к роженице лишь по прошествии времени, и когда он увидел усталое, но счастливое лицо жены, он уразумел в эту минуту, что она окончательно доверилась ему. Отныне между ними больше не будет даже тени отчуждения, непонимания, незаметных людям, но таких ощутимых для них обоих. Маленький, еле видимый комочек жизни, закутанный в меха, вдруг разразился таким громким плачем, что Кагот от неожиданности вздрогнул и сказал:

– Она зовет меня… И поэтому имя ее – Айнана[9].

Какое это было счастливое время! Будто маленькое солнышко поселилось в яранге, заполнило своим светом даже самые укромные, самые темные углы древнего жилища. Торопясь из моря к берегу, Кагот слышал голос малышки и отвечал ей мысленно рождающимися в сердце словами:

Маленькая птичка проклюнула небо, и Солнце

Хлынуло светом на тундру и берег морской. –

Маленькая птичка песней своей заглушила пургу

И тишину и покой повесила на голос свой.

Улыбкой согреешь остывший за ночь полог,

Хмурость и стылость изгонишь ты прочь,

И человек вместе с тобой засветится улыбкой.

Сердце свое он согреет твоей добротой.

Кагот тащил на ременной бечеве окаменевшую от мороза нерпу и не чувствовал усталости, предвкушая радость свидания с Айнаной и Вааль.

Наступило лето, полное событий. Пришли американские шхуны, и знакомые моряки сообщили Каготу, что самый большой человек России – Солнечный владыка – низвергнут со своег золотого сиденья.