Люмен - [66]

Это выводит меня из равновесия, ледяные мурашки пробегают вниз по моей спине, я с трудом держусь, чтобы не сорваться.

Она смотрит на Дэра и тихонько, едва заметно кивает ему.

Если бы я не знала наверняка, то могла бы подумать, что она съежилась.

Что за черт?

Но у меня нет времени на размышления, потому что Сабина разворачивается на месте и приглашает нас следовать за ней в дом.

– Пойдем. Элеанора уже заждалась вас, – торжественно объявляет она, с трудом распахивая перед нами тяжеловесные двери парадного входа.

Дэр вздыхает.

– Мне кажется, было бы неплохо прежде отдохнуть. Перелет был очень утомительным, Сабби.

На лице старушки появляется нотка сострадания, но она остается неумолима.

– Извини, Дэр. Она настояла на том, чтобы встретиться с вами троими сразу.

Дэр снова вздыхает, но нам не остается ничего иного, кроме как послушно следовать за Сабиной через громадные коридоры. По мраморному полу и пушистым коврам, мимо обитых панелями из красного дерева стен и экстравагантно драпированных штор под роскошными люстрами, состоящими из миллионов сияющих кристаллов. Мои глаза расширяются с каждым шагом по мере того, как мы все дальше и дальше углубляемся в пучину дома. Я никогда в жизни не бывала в таком богатом поместье: что уж говорить, я даже не видела такого по телевизору.

Но несмотря на внешнюю изысканность, здесь царит почти гробовая тишина.

Здесь все словно замерло.

Жить здесь, наверное, это что-то сродни жизни в мавзолее.

Мы останавливаемся перед массивными двухстворчатыми дверями, деревянную поверхность которых украшает великолепная орнаментная резьба. Сабина дважды стучит, и женский голос откликается изнутри:

– Войдите.

Эти слова звучат ужасающе формально.

Сабина распахивает перед нами двери, и мы в ту же секунду оказываемся в потрясающе огромном кабинете. Стены богато расписаны и украшены патиной, и со всех сторон комнату опоясывают книжные полки, до предела заставленные сотнями сотен книг в кожаных переплетах.

За массивным столом из вишневого дерева лицом к нам восседает женщина, ее спина обращена к высокому окну.

Ее лицо сурово, а волосы потускнели. Но даже сейчас заметно, что когда-то они были ярко-рыжими. Они собраны в строгий пучок, каждая прядь лежит на своем месте. Ее кашемировая кофта застегнута на все пуговицы, и единственным украшением ей служит утонченная жемчужная нить. Руки без колец и перстней сложены на столе прямо перед ней, она замерла в ожидании.

В ожидании нас.

Как же долго она прождала нас, сидя в этом самом положении? Месяцы? Годы?

По какой-то неведомой причине я чувствую удушье, подступающее к самому горлу. Мне кажется, что стены кабинета сжимаются вокруг меня. Я не в силах пошевелиться. Дэру приходится буквально затаскивать меня в комнату за руку, затем он тянет меня еще сильнее, чтобы хоть как-то привести меня в движение.

Мне кажется, что я теряю способность дышать, словно, если я подойду к ней хоть на шаг ближе, случится нечто очень плохое.

Нечто ужасное.

Это просто мои глупые мысли, нелепые и смехотворные, и Дэр бросает на меня косой взгляд.

Мы останавливаемся перед ее письменным столом.

– Элеанора, – обращается он к ней сдержанно.

Их отношения не назвать теплыми, в них нет любви или душевности. Я это ясно вижу. Я это чувствую. Это ощущение витает в воздухе, в формальности разговора, в холодности каждого сказанного слова.

– Адэр, – кивает в ответ женщина.

Никаких объятий, никаких улыбок. Несмотря на то что, должно быть, прошло около года с тех пор, как она видела его в последний раз, эта женщина даже не утруждает себя тем, чтобы подняться с места в знак приветствия.

– Познакомьтесь, это ваша бабушка, Элеанора Саваж, – обращается к нам Дэр, стараясь тщательно подбирать слова.

Элеанора пристально смотрит на меня, словно сканирует от макушки до пяток. Мое лицо вспыхивает.

– А ты, наверное, Калла.

Я киваю.

– Можешь называть меня Элеанорой. – Она бросает беглый взгляд на дверь. – Подожди снаружи, Сабина.

Не сказав ни слова, Сабина пятится назад и исчезает за дверью, плотно закрывая ее за собой. Элеанора переносит все внимание на нас.

– Сочувствую вашей утрате, – говорит она мне чопорным голосом, в котором нет и следа живых эмоций, сочувствия или скорби, несмотря на то что погибла не только моя мать, но и ее дочь.

Она снова поднимает на меня взгляд.

– Пока вы здесь, Уитли будет вашим домом. Вам запрещается заходить в комнаты, которые не имеют к вам непосредственного отношения. Вы можете гулять по территории или пользоваться конюшнями. Вам также не следует общаться с сомнительными личностями, поэтому вы можете ездить по своим нуждам на нашем автомобиле. Джонс отвезет вас куда угодно. Устраивайтесь здесь, привыкайте к жизни вдали от города, и вскоре мы с вами обсудим все вопросы наследования имущества. Так как вам обоим уже исполнилось восемнадцать, у вас есть определенные обязательства перед этой семьей.

Она замолкает, многозначительно глядя сначала на меня, а затем на Финна.

– Да, вам пришлось пережить серьезную потерю, но жизнь продолжается. И вы тоже научитесь жить дальше.

Она отводит свой взгляд от нас, переводя внимание на бумаги, лежащие на столе.