Люмен - [65]

Несмотря на то что пейзаж на территории поместья преимущественно окрашен в пестро-зеленые оттенки, в воздухе витает что-то очень тяжелое, нечто мрачное. И это связано не только с постоянным дождем, не только с нависшими облаками.

Здесь есть нечто неосязаемое, но весьма ощутимое.

Странный ужас наполняет меня изнутри, когда машина проезжает через ворота на территорию поместья, направляясь к той части, которая до сих пор оставалась невидимой. И несмотря на то что эта самая «скрытая часть» – это всего лишь дом, я думаю, что на самом деле там таится гораздо больше, чем следовало ожидать: нечто подавляющее своим величием.

Пока же я могу разглядеть лишь его маленькие кусочки, выглядывающие на меня время от времени из-за ветвей. Пока мы движемся по дороге, но каждый такой кусочек, даже самый крошечный, заставляет меня замереть на месте.

Крутая крыша, покрытая темной черепицей.

Колонны, башенки и бесконечные болота.

Капли дождя стекают с деревьев, они падают на крышу нашего автомобиля, на дорогу перед нами, и от этого все вокруг сияет каким-то загадочным приглушенным светом.

Здесь сыро и серо, и единственное слово, которое бесконечно вертится у меня в голове, – «готика».

Готика.

Несмотря на всю красоту и экстравагантность пейзажа вокруг, он все же наводит на меня некий священный ужас.

Я пытаюсь сосчитать удары своего сердца по мере того, как мы оказываемся все ближе и ближе к дому. В конечном счете мне удается досчитать до пятнадцати, когда лимузин останавливается у огромной подъездной дорожки, мощенной брусчасткой.

Поместье, которое я вижу перед собой, выстроено из камня и простирается в разные стороны так далеко, насколько только хватает моих глаз. Темные пустоши его окон имеют все возможные формы и размеры.

Раскинувшиеся аккуратно подстриженные лужайки, огромное здание поместья, зеленеющие сады. Грозовые тучи сгущаются над массивным каменным строением, и кое-что я осознаю с предельной ясностью. Пугающее или нет, это поместье, несомненно, громадно, если не сказать больше.

– Наша семья богата? – спрашиваю я, осознавая всю глупость своего вопроса.

Дэр бросает на меня короткий взгляд.

– Ты и вообразить себе не можешь насколько.

Он замолкает, и словно невидимая нить оказывается натянута между нами, связывая нас воедино, но в то же время обвиваясь вокруг и не позволяя нам быть вместе.

– Калла, держи ухо востро, – говорит он мне быстро, – это место… здесь все не то, чем кажется. Тебе нужно…

Джонс открывает мне дверь, и Дэр мгновенно замолкает.

Что мне нужно делать?

– Добро пожаловать в Уитли, – произносит Джонс с легким поклоном.

Мы выходим из машины и оказываемся на улице. Внезапно я осознаю, что чувствую сильную тревогу.

Я в чужой стране, готовлюсь с минуты на минуту встретиться со своей семьей, полностью состоящей из незнакомцев, я абсолютно ничего о них не знаю.

Это оказывает на меня колоссальное давление.

Дэр незаметно для всех быстро сжимает мою руку в своей, и я не сопротивляюсь. Потому что здесь я совершенно одна.

Здесь Дэр и Финн – единственные осколки моей прежней, знакомой сердцу жизни.

Здесь они единственные, кто знает меня.

Конечно же, так было всегда.

Джонс идет впереди нас с багажом в руках. И прежде чем мы успеваем подойти к парадным дверям, они торжественно распахиваются, и маленькая морщинистая старушка появляется на пороге. Ее спина сгорблена: кажется, это всего лишь след, оставшийся от некогда жившей на земле женщины: у нее оливковый оттенок кожи, а ее волосы убраны под цветастый платок, завязанный в узел на макушке. Должно быть, ей уже сотня лет.

– Сабина! – приветствует Дэр пожилую женщину.

Руки старушки обвиваются вокруг его спины, а ее голова с трудом достает до его груди.

– С возвращением домой, мальчик мой, – говорит она низким голосом, будто исходящим из глубин ее хрупкого тела, – я так скучала по тебе!

Дэр отстраняется от нее и бросает на меня короткий взгляд, по которому я могу сделать вывод, что она здесь очень важный человек. По крайней мере, для него.

– Это Сабина. Сабина, познакомься, это Калла Прайс.

Сабина смотрит на меня пристальным взглядом, в нем читается любопытство и глубокая печаль.

– Ты просто живая копия своей матери, – говорит она мне.

– Я знаю, – отвечаю я, и мое сердце ухает вниз от осознания того, что моей мамы больше нет, – рада знакомству.

Я протягиваю ей руку, но она крепко цепляется за нее, вместо того чтобы просто пожать. Уставившись на мою ладонь, она, кажется, внимательно ее изучает, а лицо старушки всего в нескольких сантиметрах от кисти моей руки. Она так крепко держит меня, словно не желает отпускать, и я чувствую, как сходит с ума мой пульс под ее пальцами.

Я не на шутку взбудоражена, но мне остается только ждать.

Не знаю, что еще я могу предпринять.

Крошечная старушка оказывается поразительно сильна, ее хватка ни на секунду не ослабляется, в то время как она что-то выискивает на моей ладони. Кончики ее пальцев исследуют каждую вену и изгиб, а своей кожей я ощущаю ее горячее дыхание.

Финн нетерпеливо покашливает, и только тогда Сабина резко отпускает мою руку и выпрямляется.

Ее взгляд пронзает меня, и я вижу тысячи прожитых жизней в ее глазах. Они обсидианово-черные, и в отличие от большинства пожилых людей они не поблекли с возрастом. Сабина пристально смотрит на меня, и мне кажется, будто она вглядывается прямо в мою душу, читает мои мысли.