Люмен - [37]

Вселенная преломляется.

Все вокруг раскалывается на миллион кусков.

Эти осколки парят в воздухе вокруг меня и формируют цельные картины, и я чувствую, я чувствую, я чувствую, что уже видела их когда-то раньше.

Я пристально смотрю на Дэра, стоящего передо мной, и он изменился, стал взрослее. Высокий, худощавый и в то же время сильный. Я протягиваю к нему руку и касаюсь кончиками пальцев его лица.

– Хочешь, вернемся назад? – спрашиваю я, по моему голосу кажется, будто я флиртую с ним, и мы снова в «Стране веселья», только все вокруг еще сильнее обветшало, а слой пыли стал еще толще.

– Ни за что на свете. – Лунный свет льется на его лицо, смягчает его, огибает угловатый щетинистый подбородок.

– Так что же ты медлишь? – улыбаюсь я, а мое сердце наполнено приятным предвкушением, и мы вместе исчезаем за дверями Nocte.

Тьма поглощает нас, делает нас единым целым и растворяется, и вот я снова стою в лучах лунного света, а Дэр пристально смотрит на меня, абсолютно сбитый с толку.

– Калла. – Я слышу беспокойство в его голосе, а на его гладко выбритом лице нет ни единой волосинки.

Я мотаю головой, стряхивая прочь все сомнения, потому что все это нереальнонереальнонереальнонереально.

– Все в порядке, – шепчу я, но на самом деле это неправда, потому что иногда я здесь, а порой мое сознание улетает куда-то далеко.

«Сохрани это кольцо. Оно поможет тебе прочно стоять на ногах, и с ним ты всегда будешь знать свое место», – проносятся эхом в моем сознании слова Элеаноры, и я фокусируюсьфокусируюсьфокусируюсь на них.

Я здесь.

И Дэр тоже здесь.

Хотя всего минуту назад меня здесь не было, но я чувствовала, будто все вокруг так же реально. Я была где-тогде-тогде-тогде-тогде-то.

Мы возвращаемся домой, в похоронное бюро. Дни сменяют друг друга, пролетают и становятся прошлым. Они превращаются в недели, а недели – в месяцы, невыразимо прекрасные месяцы, полные счастья.

Дэр проводит со мной один день рождения, затем следующий. Он остается со мной и на Рождество. Он скрашивает все мои дни между этими значимыми датами. Но чем больше времени проходит, тем более неспокойным он становится.

Потому что его не существует в реальности.

Потому что я не знаю, кто он такой.

– Если бы я только могла все изменить, – однажды говорю ему я, когда мы вместе стоим на утесе, а ветер треплет наши волосы, и мне приходится откинуть их назад.

Дэр внимательно смотрит на меня, и у него грустный-грустный взгляд.

– Я знаю, цветок каллы.

Он кажется таким чувствительным, таким печальным. Ему уже семнадцать, а мне четырнадцать.

Я приближаю свое лицо к его, потому что сейчас, как никогда, я нуждаюсь в прикосновении наших губ, больше, чем в чем-либо еще на свете.

– Поцелуй меня, – шепчу я, в моем взгляде голод и жажда.

Он отводит взгляд, и тепло, тепло, тепло…

Необъяснимое тепло наполняет низ моего живота и затапливает сердце.

– Я не должен, – отвечает он. Его голос, низкий и хриплый, звучит неуверенно, потому что он же всего лишь плод моего больного воображения, а может, потому что мы родственники. Он не должен, он не должен, он не должен.

Но он хочет этого так же, как я. Я вижу это, я вижу это, вижу это. Его глаза застилает пелена, в них отражается страдание.

– Это не важно, просто сделай это, – отвечаю я, и во мне рождается надежда, я буквально молюсь об этом, у меня перехватывает дыхание.

Так он и поступает.

Его лицо, обрамленное темными волосами, склоняется над моим, его губы накрывают мои, твердые, теплые, настойчивые, живые.

Мой первый поцелуй.

Я словно делаю глоток свежего морозного воздуха, упиваюсь им. Он наполняет меня новыми силами, дарует надежду, проникая даже в самые потаенные, темные и пустынные уголки моей души.

– Я не должен был делать этого, – бормочет Дэр, резко отстраняясь от меня, а мне так не хочется, чтобы он уходил, но я уже не смогу переубедить его.

Он начинает двигаться прочь по тропинке, а я безвольно плетусь за ним следом, прижимая пальцы к своим губам, слишком потрясенная, чтобы меня тревожило его разочарование. Я понимаю, почему он расстроен… мне четырнадцать, а ему семнадцать, а еще он мой двоюродный брат, поэтому он считает, что между нами пропасть.

Но на самом деле он ошибается.

Никакой пропасти между нами нет.

Нас неудержимо тянет друг к другу.

Он мой. Просто ему это пока неизвестно.

После обеда я встречаю его на заднем дворе. Он наносит сокрушительные удары по деревянной стене сарая, словно заведенный.

– Дэр, остановись! – умоляю его я, вцепившись в его руки и пытаясь предотвратить нанесение новых ранений.

Багровые пятна покрывают его футболку, кровь сочится по костяшкам его пальцев. На его лице написано невыразимое мучение, дикая боль.

– Знаешь, каково это – не быть способным изменить что-то в своей жизни? – спрашивает он, и его голос такой надломленный, скорбный, что мое сердце разрывается на мелкие кусочки, когда я слышу его.

– Конечно, – говорю ему я.

Я отвожу его в гостевой домик, где помогаю ему промыть раны.

Он снимает футболку, и я вижу мускулатуру его спины, а поперек надпись ЖИВИ СВОБОДНО, буквы выведены жирным шрифтом, что придает фразе особую мощь. Мне становится тяжело дышать, ведь он такой прекрасный, теплый, живой, а самое главное – он здесь, рядом со мной.