Люмен - [35]

– Но ведь ты не понимаешь, кого я имею в виду? – мягко спрашиваю я у него.

Финн медленно мотает головой в знак отрицания.

Нет.

Но Дэр так реален.

Вот прямо сейчас, пока мы с Финном разговариваем, он сидит в противоположном углу библиотеки, пристально разглядывая меня, вслушивается в нашу беседу и ухмыляется мне.

Он так же реален, когда следует за мной в мою комнату, он по-настоящему опирается на дверной косяк.

– Поехали со мной в Асторию, – предлагаю я, – там мы вместе со всем разберемся.

– Это звучит так по-британски. – Его улыбка расползается по всему лицу.

– Это самое грубое, что ты сказал мне за сегодня.

Он смеется, и я слышу, что он ни капли не обижен.

Ночью, перед отъездом, ко мне в комнату приходит Элеанора. В темноте ее фигура выглядит пугающе, двигаясь между мрачных теней. Ее худые руки напоминают ветви, как будто она истощенное старое дерево, явившееся мне.

– Калла, у меня есть кое-что для тебя, – говорит она мне.

Я приподнимаюсь на постели, напуганная ее появлением, потому что раньше она никогда не приходила ко мне сама, ни разу не ступала на порог моей комнаты.

Она протягивает мне руку, и я вижу блестящее кольцо на ее ладони.

Оно сделано из серебра и сияет в лунном свете, как новое. Оно совсем простое по форме, но толстое и тяжелое.

Я вопросительно смотрю на Элеанору.

– Оно принадлежало твоему дедушке, – рассказывает она.

Я сразу же беру его в руки, подставив его под лучи лунного света, и с любопытством изучаю. Я ощущаю его холодную тяжесть своей ладонью и почему-то чувствую, что это очень важная вещь.

– Правда, что дедушка умер, потому что хотел, – задаю я свой вопрос, – спрятаться подальше от вас?

Ведь именно об этом все говорят.

Элеанора искренне смеется, и это похоже на хриплый шум посреди ночи.

– Дитя, твой дед никогда не делал того, чего не хотел. Это касается и смерти тоже. Знаешь, он был таким же, как ты.

Это приковывает мое внимание, заставляя вслушиваться в каждое ее слово.

– Что ты имеешь в виду, – настороженно спрашиваю я, – в чем он был похож на меня? Он что, тоже был сумасшедшим?

Она садится рядом с моей кроватью.

– Не называй себя сумасшедшей, Калла. Это унизительно и бросает тень на светлое имя семьи Саваж. Ты просто недопонята, и я не знаю, как это объяснить. Но это вовсе не значит, что ты безумна. Твой дедушка был хорошим человеком, и он был таким же, как ты, просто он оказался недостаточно силен, чтобы устоять под гнетом обстоятельств. Он так и не смог двигаться дальше. Но я знаю, что ты сумеешь. Оставь его кольцо себе. С ним ты сможешь твердо стоять на ногах при любых обстоятельствах, и ты всегда будешь помнить, где ты и кто ты такая. А когда придет время, ты все сделаешь правильно.

Это вводит меня в замешательство. На ее лице опять появляется улыбка.

– Дай мне руку.

Я молча повинуюсь, и она поглаживает мою ладонь. Ее брови сдвинуты к центру, и она напряженно изучает меня.

– Твоя линия сердца обрывается, дитя, – бормочет она, проводя по ней своими пальцами, – сначала она разделяется надвое, а затем на три части. Как я всегда и говорила: один в один, один в один.

– Что это все значит? – спрашиваю я, и мне кажется, этот вопрос вполне соответствует ситуации, потому что все становится слишком запутанным.

Но она игнорирует мои слова.

– Твоя линия жизни длинная и глубокая, – сообщает она, – это значит, что ты гораздо сильнее, чем привыкла думать, что ты всегда подходишь ко всему с осторожностью.

– Я не чувствую себя сильной, – отвечаю я.

– Я знаю, – соглашается она, – но тем не менее это так. От твоей линии жизни исходит много ветвей. Это значит, что тебе придется сделать свой выбор. Тебе придется выбирать, дитя. Никогда и никому не позволяй убедить тебя в обратном.

– Какой выбор я должна буду сделать? Из чего выбирать? Жизнь или смерть?

Что за глупый вопрос?

Элеанора смотрит на меня не моргая.

– Возьми кольцо своего деда. Оно по праву принадлежит тебе: больше, чем кому-либо еще. Оно поможет тебе твердо стоять на ногах и всегда знать свое место.

– Кто я вообще такая? – спрашиваю я, и каждое мое слово пронизано отчаянием, каждое слово я произношу с жаром.

Элеанора встряхивает головой.

– Ты сама это поймешь в свое время. Все случится ровно так, как должно быть.

Ее слова начинают искажаться у меня в голове, ее голос как будто ломается. И тут же перед моими глазами появляется картинка, которую я никогда не видела, но в то же время все кажется до боли знакомым. Я не знаю, как так могло получиться.

Файлы, лежащие в ящике в письменном столе Элеаноры. Мое имя, имя Финна и имя Дэра.

Наши взгляды встречаются, и на этот раз я настроена решительно.

– Если Дэра не существует, почему в вашем столе лежит документ с его именем?

С тяжелым выражением она смотрит на меня, от чего по мне словно прокатывается огромный камень, булыжник.

– Ты сама поняла, что ты сейчас сказала?

– Да, я все знаю, – продолжаю настаивать я и снова воскрешаю в голове то видение: оно совсем как воспоминание, но я не уверена, откуда оно в моем мозгу, – Финн и я наследуем состояние Саваж, а Дэр – нет. Только если мы оба умрем.

Это доказательство, это доказательство, это доказательство.