Людвисар. Игры вельмож - [9]
Бричка медленно прокатилась Старым Рынком, миновала костел Иоанна Крестителя и, так же едва двигаясь, объехала Лысую Гору. Высокий Замок мрачно выглядывал своими стенами и башнями из-за густого смешанного леса, что обволакивал его подножие.
Дорога стремительно направилась в гору, и бедной кляче пришлось туго. Она хрипела и мотала головой, время от времени спотыкаясь о коварные камни. Встревоженный возница соскочил на землю и взялся толкать бричку сзади. Пан Бень оказался в очень неудобном положении. Он не мог вылезти вслед за возницей, потому что тогда брюхо потянуло бы его вниз и он скатился бы, как большой валун. С другой стороны, из-за своей доброты, он слезно жалел взмыленную лошадку.
Замковая стража еще издалека услышала о приближении экипажа. Когда титаническими усилиями всем троим удалось взобраться на вершину, несколько вооруженных драбов (наемных пехотинцев) вышли им навстречу. Сморенная кляча повалилась всем телом на землю, рядом с ней распластался возница, проклиная все на свете, а прежде всех — зажиревший магистрат.
Пан Бень осторожно вылез из брички и, положив перед бедолагами тройную плату, решил их не беспокоить и пошел следом за драбами. Те провели посланника через главные ворота во двор замка, что утопал в грязи, создавая рай для свиней. Те могли хлюпаться почти всюду, кроме тех мест, где для людей были проложены доски: от ворот до дома бурграфа, оттуда до пекарни и до колодца.
Из пекарни доносился запах свежего хлеба и слышалась людская суета. Зато в доме бурграфа, ясновельможного пана Сильвестра Белоскорского, было тихо, как в могильной яме.
Один из драбов постучал в двери. Было слышно, как эхо блуждает по стенам, окнам, доносится до каждой комнаты и, наконец, достигнув крыши, умолкает. Когда двери приоткрылись, на пороге стоял маленький остроносый дедок, деловито упершись в бока руками.
— Чего надо? — быстро прошамкал он.
— К его светлости, — коротко объяснил драб, указав на Беня.
Дедок смерил посланника быстрым взглядом и, прищурив глаз, сказал:
— Так, так… А, это вы? Узнаю. Идите за мной.
— Вы к нам с тем же, что и всегда? — на ходу переспросил дедок.
— Да, поскольку его величество возложил такие обязанности на львовский магистрат, мы должны каждый год делать то же самое…
— Вы только с этим? — допытывался старец.
— Еще кое-что лично для бурграфа, — ответил Бень.
— Ага, я так и подумал, что вы не просто так заявились на две декады раньше, — с беззубой улыбкой подмигнул дедок.
Мысленно пан Бень отдал должное наблюдательности слуги, которого едва помнил.
Из-за потемневших дверей слышался голос бурграфа.
— У пана аудиенция? — спросил Бень, тяжело дыша после прогулки по лестнице.
— Не волнуйтесь, — промолвил дедок, — я никого не впускал, следовательно у пана бурграфа одно из наших привидений.
— Привидений? — не понял Бень.
— Да, они имеют довольно плохую манеру появляться без предупреждения.
— То есть… духи?..
— Да, да. Разве вы до сих пор ни с кем не встречались?
— Слава богу, нет…
— Ну, тогда имеете такую возможность.
— Да что вы, господь с вами!
— Совсем от рук отбились. Появляются средь бела дня.
Дедок постучал, и голос коменданта пригласил его войти.
Пан Бень, боязливо крестясь, переступил порог и замер, не смея пошевелиться.
— А, пане Бень! — обрадовался бурграф. — Эй! И почему вы перекрестились? Прогнали моего друга… Хотя, если откровенно, то я сам это делаю, когда мне надоедает болтовня. Ха-ха! Тогда его как ветром сдувает.
Бень начал понемногу оправляться, склоняясь к мысли, что бурграф и его слуга за этот год совсем сошли с ума.
Подали обед, и это заставило его забыть про все ужасы, которые он пережил за полдня: бешеную морду бургомистра, выход на Замковую гору и, наконец, ощущение потустороннего мира, что превзошло все ужасы, до сих пор пережитые. Обед был на удивление вкусный, и пока пан Бень отдавал ему должное, бурграф внимательно перечитывал адресованное ему послание.
Сильвестр Белоскорский был среднего роста, крепкого телосложения, но уже в летах мужчина. Длинные седые волосы, как туман, спадали ему на плечи с высокого и морщинистого лба, под которым, прикрываясь дугами бровей, виднелась пара быстрых синих глаз. Шрам на левой щеке и сломанный нос выдавали в нем старого солдата, которому должность коменданта мощнейшей на Галичине крепости досталась совсем не даром. Над острым выбритым подбородком примостился широкий рот, всегда готовый растянуться в дружеской улыбке.
Он сосредоточенно читал, пока пан Бень поглощал пироги с капустой, запивая их пивом из здоровенной кружки.
— Ну, что, мой друг, вы готовы провести опись имущества его величества? — спросил бурграф, когда гость все умял и выпил.
— Конечно, — ответил пан Бень, вытирая губы, — это чудное пиво придало мне воодушевления.
— Только вчера привезли монахи. Наисвежайшее, — похвастался бурграф.
— Узнаю, узнаю, — довольно молвил толстяк, поглаживая брюхо, — бернардины?
— Бернардины, — ответил комендант, — а как вы угадали?
— Только они умеют сварить так, что одной кружкой не напьешься, — ответил Бень, — скажите, а его у вас много?
— Да хоть утопиться!
— Неужели?
— Ей-богу, не сойти мне с этого места!
Владимир Войнович начал свою литературную деятельность как поэт. В содружестве с разными композиторами он написал много песен. Среди них — широко известные «Комсомольцы двадцатого года» и «Я верю, друзья…», ставшая гимном советских космонавтов. В 1961 году писатель опубликовал первую повесть — «Мы здесь живем». Затем вышли повести «Хочу быть честным» и «Два товарища». Пьесы, написанные по этим повестям, поставлены многими театрами страны. «Степень доверия» — первая историческая повесть Войновича.
«Преследовать безостановочно одну и ту же цель – в этом тайна успеха. А что такое успех? Мне кажется, он не в аплодисментах толпы, а скорее в том удовлетворении, которое получаешь от приближения к совершенству. Когда-то я думала, что успех – это счастье. Я ошибалась. Счастье – мотылек, который чарует на миг и улетает». Невероятная история величайшей балерины Анны Павловой в новом романе от автора бестселлеров «Княгиня Ольга» и «Последняя любовь Екатерины Великой»! С тех самых пор, как маленькая Анна затаив дыхание впервые смотрела «Спящую красавицу», увлечение театром стало для будущей величайшей балерины смыслом жизни, началом восхождения на вершину мировой славы.
Главные герои романа – К. Маркс и Ф. Энгельс – появляются перед читателем в напряженные дни революции 1848 – 1849 годов. Мы видим великих революционеров на всем протяжении их жизни: за письменным столом и на баррикадах, в редакционных кабинетах, в беседах с друзьями и в идейных спорах с противниками, в заботах о текущем дне и в размышлениях о будущем человечества – и всегда они остаются людьми большой души, глубокого ума, ярких, своеобразных характеров, людьми мысли, принципа, чести.Публикации автора о Марксе и Энгельсе: – отдельные рассказы в периодической печати (с 1959); – «Ничего, кроме всей жизни» (1971, 1975); – «Его назовут генералом» (1978); – «Эоловы арфы» (1982, 1983, 1986); – «Я все еще влюблен» (1987).
«Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге… Здесь и на улицах как в комнатах без форточек». Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание» «… Петербург, не знаю почему, для меня всегда казался какою-то тайною. Еще с детства, почти затерянный, заброшенный в Петербург, я как-то все боялся его». Ф. М. Достоевский «Петербургские сновидения»Строительство Северной столицы началось на местах многочисленных языческих капищ и колдовских шведских местах. Именно это и послужило причиной того, что город стали считать проклятым. Плохой славой пользуется и Михайловский замок, где заговорщики убили Павла I.
Когда-то своим актерским талантом и красотой Вивьен покорила Голливуд. В лице очаровательного Джио Моретти она обрела любовь, после чего пара переехала в старинное родовое поместье. Сказка, о которой мечтает каждая женщина, стала явью. Но те дни канули в прошлое, блеск славы потускнел, а пламя любви угасло… Страшное событие, произошедшее в замке, разрушило счастье Вивьен. Теперь она живет в одиночестве в старинном особняке Барбароссы, храня его секреты. Но в жизни героини появляется молодая горничная Люси.
Генезис «интеллигентской» русофобии Б. Садовской попытался раскрыть в обращенной к эпохе императора Николая I повести «Кровавая звезда», масштабной по содержанию и поставленным вопросам. Повесть эту можно воспринимать в качестве своеобразного пролога к «Шестому часу»; впрочем, она, может быть, и написана как раз с этой целью. Кровавая звезда здесь — «темно-красный пятиугольник» (который после 1917 года большевики сделают своей государственной эмблемой), символ масонских кругов, по сути своей — такова концепция автора — антирусских, антиправославных, антимонархических. В «Кровавой звезде» рассказывается, как идеологам русофобии (иностранцам! — такой акцент важен для автора) удалось вовлечь в свои сети цесаревича Александра, будущего императора-освободителя Александра II.
Харьков 1930 года, как и положено молодой республиканской столице, полон страстей, гостей и противоречий. Гениальные пьесы читаются в холодных недрах театральных общежитий, знаменитые поэты на коммунальных кухнях сражаются с мышами, норовящими погрызть рукописи, но Город не замечает бытовых неудобств. В украинской драме блестяще «курбалесят» «березильцы», а государственная опера дает грандиозную премьеру первого в стране «настоящего советского балета». Увы, премьера омрачается убийством. Разбираться в происходящем приходится совершенно не приспособленным к расследованию преступлений людям: импозантный театральный критик, отрешенная от реальности балерина, отчисленный с рабфака студент и дотошная юная сотрудница библиотеки по воле случая превращаются в следственную группу.
Харьков, роковой 1940-й год. Мир уже захлебывается войной, уже пришли похоронки с финской, и все убедительнее звучат слухи о том, что приговор «10 лет исправительно-трудовых лагерей без права переписки и передач» означает расстрел. Но Город не вправе впадать в «неумное уныние». «Лес рубят – щепки летят», – оправдывают страну освобожденные после разоблачения ежовщины пострадавшие. «Это ошибка! Не сдавай билеты в цирк, я к вечеру вернусь!» – бросают на прощание родным вновь задерживаемые. Кинотеатры переполнены, клубы представляют гастролирующих артистов, из распахнутых окон доносятся обрывки стихов и джазовых мелодий, газеты восхваляют грандиозные соцрекорды и годовщину заключения с Германией пакта о ненападении… О том, что все это – пир во время чумы, догадываются лишь единицы.
…Харьков, 1950 год. Страну лихорадит одновременно от новой волны репрессий и от ненависти к «бездушно ущемляющему свободу своих трудящихся Западу». «Будут зачищать!» — пророчат самые мудрые, читая последние постановления власти. «Лишь бы не было войны!» — отмахиваются остальные, включая погромче радио, вещающее о грандиозных темпах социалистического строительства. Кругом разруха, в сердцах страх, на лицах — беззаветная преданность идеям коммунизма. Но не у всех — есть те, кому уже, в сущности, нечего терять и не нужно притворяться. Владимир Морской — бывший журналист и театральный критик, а ныне уволенный отовсюду «буржуазный космополит» — убежден, что все самое плохое с ним уже случилось и впереди его ждет пусть бесцельная, но зато спокойная и размеренная жизнь.
Когда молодой следователь Володя Сосновский по велению семьи был сослан подальше от столичных соблазнов – в Одессу, он и предположить не мог, что в этом приморском городе круто изменится его судьба. Лишь только он приступает к работе, как в Одессе начинают находить трупы богачей. Один, второй, третий… Они изуродованы до невозможности, но главное – у всех отрезаны пальцы. В городе паника, одесситы убеждены, что это дело рук убийцы по имени Людоед. Володя вместе со старым следователем Полипиным приступает к его поиску.