Людвисар. Игры вельмож - [13]
Так продолжалось до тех пор, пока пламя факела не блеснуло на застывшей дьявольской улыбке, что, словно призрак, возникла из темноты. За ней появилась еще одна, и еще одна… Десять фигур в улыбающихся шлемах, переступая через конские и человеческие трупы и держа наготове оружие, постепенно приближались к все еще неподвижному строю гайдуков.
— Черт! — выругался Христоф сквозь стиснутые зубы. — Что за шуты?
— Взгляните, — сказал Доминик, — те, что с нами бились, отступают…
— Или уступают место, — предположил курьер, — в любом случае, панове, имеем возможность передохнуть. Я предложил бы вам по кружечке винца, но боюсь, что ближайший кабак далеко…
— Я сказал бы, до ада значительно ближе, — добавил тот самый гайдук.
— Ага, а там, говорят, пьют смолу, — подхватил другой.
— Согласен, неподходящее место, — сказал Христоф, — тогда отправим туда этих весельчаков.
Мужчины дружно засмеялись, однако в тот же миг должны были отбивать новое нападение. Кольцо сразу сузился. Похоже, под теми вычурными шлемами и длинными черными плащами скрывались искусные фехтовальщики и безжалостные убийцы. Когда Христофу удалось в итоге проткнуть одного из них, взамен послышался предсмертный крик двух гайдуков. Было понятно, что шестеро изнуренных, хоть и храбрых защитников не смогут выстоять. Упало еще двое, потом двое последних, и остались только Гепнер и Христоф. Они защищали карету с разных сторон и могли только мысленно молиться друг за друга.
— Лекаря должны взять живым! — воскликнул вдруг курьер. — Слышите, живым!.. Иначе епископ раньше меня поснимает вам головы!
Клинок, в это время направлявшийся Доминику в грудь, остановился и сердито рубанул землю у его ног. Гепнер облегченно вздохнул. В мыслях он был готов подарить Христофу за его смекалку все, что тот только пожелает. Лишь бы не упасть…
— Стойте, нечестивцы! — послышался неожиданно крик, в котором все узнали голос епископа. Его худощавая, завернутая в рясу фигура чернела на холме.
— Гм, с чего бы это? — тихо проговорил курьер. — Сам хочет помериться силой, что ли?
Неизвестные в «чертовых личинах» замерли, ожидая, пока епископ с плохо скрытой поспешностью спустится вниз.
Взглянув на четырех мертвых «весельчаков», что лежали около Христофа, Либер заметил:
— А лекарь убил лишь одного…
— Видите ли, отче, он влюблен. А влюбленные — милосердны, — ответил курьер.
— Вы же не продержитесь, — сухо сказал епископ.
— Шутов только пятеро, — Христоф пожал плечами и сделал вид, что внимательно рассматривает свое окровавленное оружие.
— Хватит вам, — скривился епископ, — вы бьетесь почти час. Кроме того, имеете раненую руку. Сами понимаете, что в конце концов погибнете…
— Ничего не поделаешь, отче. Но пока, заметьте, я жив-живехонек.
— А вам, Доминик, — вел дальше Либер, переходя к другой стороне кареты, — я предлагаю спасти и друга, и любимую…
— Как? — тяжело выдохнув воздух, спросил тот.
— Сдайтесь.
— Не верьте ему! — предупредил Христоф.
— Выбор за вами, — повторил слуга церкви.
— Какого черта? Преимущество на его стороне! — не унимался курьер.
— Я не хочу больше крови, — лицемерно сказал Либер.
— Я… я согласен… — сказал Гепнер, — но пусть ваши люди уберутся подальше от кареты…
«Чертовы личины» мигом отступили.
— Дальше! — воскликнул лекарь. — Чтобы я успел вернуться, если вы обманываете нас!..
Неизвестные, казалось, совсем растворились в темноте. Доминик опустил саблю и двинулся к епископу. Через миг несколько пар рук крепко схватили и, связав, перекинули через седло. Кто-то вовсю хлопнул коня, и все стихло.
От факелов местами загорелись сухие ветки и прошлогодняя пожухлая трава, освещая ужасную картину с кучей мертвых тел. Христоф прислушивался к груди каждого из шести гайдуков, однако ни одно сердце уже не билось. Послышался женский крик: Ляна, которая только что выглянула из кареты, сразу бессильно повисла на дверцах. Мужчина за несколько шагов оказался рядом и, подхватив ее, усадил обратно, бросив служанке:
— Приведи панну в чувство. И не давай больше смотреть. Такие картины не для нее.
Бедняга была напугана не меньше за свою хозяйку, но млеть и вскрикивать не имела права.
В глубине леса снова замигали огни. Присмотревшись, Христоф узнал замковых драбов и только в сердцах закусил губу. Так вот чего епископ спешил! Вот почему он так стремился получить хоть что-то из этой передряги. Еще бы немного, и сам бы он поплатился…
— Вы один живой? — коротко спросил офицер.
— Еще пани Ляна и ее служанка, — был утомленный ответ.
— Вы молодчина, Христоф, честное слово!
— К черту… Мертвых это не спасет…
Он несколько раз свистнул, но, не услышав в ответ знакомого ржания, раздраженно спросил:
— Лишний конь у вас найдется?
— Конечно, — с готовностью ответил драб и добавил: — Поедете с нами?
— Непременно, — сказал тот, — я дал слово довезти панну до Высокого Замка, и я его сдержу.
Глава VII
Здоровенный и черный как смоль нахальный ворон спокойно примостился на подоконнике и уже четверть часа бил своим мощным широким клювом горбушку хлеба. При этом почтенная птица не обращала внимания на комнату и хозяина, что, сидя за столом и положив голову на вытянутую руку, наблюдал за этим действом. Обоим, в конце концов, было безразлично… Только Себастьян мысленно отметил, что такой прожорливости он не наблюдал уже давно. Действительно, ворон отрывал иногда такие куски, что, несмотря на все усилия, никак не мог сомкнуть клюв.
В повести Александры Усовой «Маленький гончар из Афин» рассказывается о жизни рабов и ремесленников в древней Греции в V веке до н. э., незадолго до начала Пелопоннесской войныВ центре повести приключения маленького гончара Архила, его тяжелая жизнь в гончарной мастерской.Наравне с вымышленными героями в повести изображены знаменитые ваятели Фидий, Алкамен и Агоракрит.Повесть заканчивается описанием Олимпийских игр, происходивших в Олимпии.
В том избранных произведений известного датского писателя, лауреата Нобелевской премии 1944 года Йоханнеса В.Йенсена (1873–1850) входит одно из лучших произведений писателя — исторический роман «Падение короля», в котором дана широкая картина жизни средневековой Дании, звучит протест против войны; автор пытается воплотить в романе мечту о сильном и народном характере. В издание включены также рассказы из сборника «Химмерландские истории» — картина нравов и быта датского крестьянства, отдельные мифы — особый философский жанр, созданный писателем. По единодушному мнению исследователей, роман «Падение короля» является одной из вершин национальной литературы Дании. Историческую основу романа «Падение короля» составляют события конца XV — первой половины XVI веков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В тихом городе Кафа мирно старился Абу Салям, хитроумный торговец пряностями. Он прожил большую жизнь, много видел, многое пережил и давно не вспоминал, кем был раньше. Но однажды Разрушительница Собраний навестила забытую богом крепость, и Абу Саляму пришлось воскресить прошлое…
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Харьков, роковой 1940-й год. Мир уже захлебывается войной, уже пришли похоронки с финской, и все убедительнее звучат слухи о том, что приговор «10 лет исправительно-трудовых лагерей без права переписки и передач» означает расстрел. Но Город не вправе впадать в «неумное уныние». «Лес рубят – щепки летят», – оправдывают страну освобожденные после разоблачения ежовщины пострадавшие. «Это ошибка! Не сдавай билеты в цирк, я к вечеру вернусь!» – бросают на прощание родным вновь задерживаемые. Кинотеатры переполнены, клубы представляют гастролирующих артистов, из распахнутых окон доносятся обрывки стихов и джазовых мелодий, газеты восхваляют грандиозные соцрекорды и годовщину заключения с Германией пакта о ненападении… О том, что все это – пир во время чумы, догадываются лишь единицы.
Харьков 1930 года, как и положено молодой республиканской столице, полон страстей, гостей и противоречий. Гениальные пьесы читаются в холодных недрах театральных общежитий, знаменитые поэты на коммунальных кухнях сражаются с мышами, норовящими погрызть рукописи, но Город не замечает бытовых неудобств. В украинской драме блестяще «курбалесят» «березильцы», а государственная опера дает грандиозную премьеру первого в стране «настоящего советского балета». Увы, премьера омрачается убийством. Разбираться в происходящем приходится совершенно не приспособленным к расследованию преступлений людям: импозантный театральный критик, отрешенная от реальности балерина, отчисленный с рабфака студент и дотошная юная сотрудница библиотеки по воле случая превращаются в следственную группу.
Когда молодой следователь Володя Сосновский по велению семьи был сослан подальше от столичных соблазнов – в Одессу, он и предположить не мог, что в этом приморском городе круто изменится его судьба. Лишь только он приступает к работе, как в Одессе начинают находить трупы богачей. Один, второй, третий… Они изуродованы до невозможности, но главное – у всех отрезаны пальцы. В городе паника, одесситы убеждены, что это дело рук убийцы по имени Людоед. Володя вместе со старым следователем Полипиным приступает к его поиску.
…Харьков, 1950 год. Страну лихорадит одновременно от новой волны репрессий и от ненависти к «бездушно ущемляющему свободу своих трудящихся Западу». «Будут зачищать!» — пророчат самые мудрые, читая последние постановления власти. «Лишь бы не было войны!» — отмахиваются остальные, включая погромче радио, вещающее о грандиозных темпах социалистического строительства. Кругом разруха, в сердцах страх, на лицах — беззаветная преданность идеям коммунизма. Но не у всех — есть те, кому уже, в сущности, нечего терять и не нужно притворяться. Владимир Морской — бывший журналист и театральный критик, а ныне уволенный отовсюду «буржуазный космополит» — убежден, что все самое плохое с ним уже случилось и впереди его ждет пусть бесцельная, но зато спокойная и размеренная жизнь.