Людвисар. Игры вельмож - [12]
— Матерь Божья, — прошептал Доминик, хватаясь рукой за изрубленный стол, чтобы не упасть.
Наемники тем временем, также забыв про него, теснились с испуга к стене. Крик незнакомца медленно стихал. Он, став посреди комнаты, отнял от лица руки и начал осматриваться вокруг своим единственным выпяченным глазом. Гепнер, почувствовав, что сбываются его самые ужасные подозрения, стиснул рукоятку и выпрямился, приготовившись к новой обороны. Взгляды их встретились и на миг замерли. С незнакомцем неожиданно произошло нечто странное: он еще сильнее заорал и бросился к окну. Надавив на стекло всем телом, он среди множества осколков сорвался вниз.
Напуганные кони долгожданного экипажа встали на дыбы и порывисто обошли тело, что так неожиданно выпало из окна. Христоф спрыгнул на брусчатку и бросился к дому. В следующий миг он ворвался в комнату, где разбойники, очнувшись, снова взялись за дело. Помочь Доминику несколькими быстрыми и безжалостными ударами было для него делом нескольких секунд. Наемники, умирая, распластались на полу.
— Слава Богу, — выдохнул Доминик, — вы как раз вовремя.
— Все в порядке? — спросил курьер.
— Со мною да, — ответил лекарь и бросился к дверям, за которыми осталась Ляна.
Девушка, бледная как смерть, бессильно упала в его объятия и зарыдала.
— Надо спешить, — напомнил Христоф, — неведомо, перед чем еще не остановится епископ.
Лекарь кивнул и, подхватив Ляну на руки, двинулся за ним. Следом, все время ойкая и читая молитвы, засеменила Вирця, вынужденная полностью полагаться на свои ноги, поскольку терять сознание имели право лишь вельможные пани.
Возле кареты Христоф остановился и удивленно глянул на пустую брусчатку. Тело, что лежало там, бесследно исчезло.
— Куда вы дели того несчастного? — спросил он у гайдуков, заметив, что те были так же бледны, как вынесенная из дома панна.
— Никуда, — растерянно ответили те.
— Хотите сказать, он встал и ушел сам?
Гайдуки утвердительно закивали головами.
— Черт бы вас, наглецов, побрал…
Объяснившись с ними таким способом, он сел в карету, оказавшись рядом с Вирцею, чем заставил ее стыдливо опустить глаза и погрузиться в самые сладкие мечты.
Экипаж сдвинулся с места, и грохот колес слился с цоканьем подков шестерых коней гайдуков, что ехали рядом, окружив карету полукругом. Рядом с дверцами шел курьерский конь, грустно поглядывая на своего хозяина. Видимо, ему было невдомек, чем деревянная скамья лучше его крепкой и проверенной спины.
Карета и всадники через Краковские ворота покинули город. Двинулись быстрее, постепенно минуя укутанное во тьму предместье, и попали в конце концов в лес.
— Готовьтесь, — спокойно молвил Христоф, доставая арбалет, предусмотрительно положенный под скамью.
— Вы ожидаете засады? — спросил Доминик.
— Скорее наоборот, пан Гепнер, засада ожидает нас, — ответил курьер.
— Вы знали про нее и все равно двинулись по этой дороге? — с упреком в голосе произнесла Ляна.
— Пани, — с тем же спокойствием в голосе продолжил он, — мы не избежим нападения, даже если у наших коней сейчас вырастут крылья. Епископ — не дурак, и его люди стерегут все дороги к Высокому Замку…
Сказав это, он заложил болт в арбалетный желоб и взялся молча и методично крутить коловорот. Справившись, Христоф замер, жадно рассматривая темный пейзаж.
— Кажется, тут, — сказал он, — приготовьтесь…
Гепнер кивнул и вытянул готовое к поединку оружие. Тем временем курьер открыл дверцу и мигом оказался на спине своего коня. Приложив арбалет к плечу, он тихо скомандовал гайдукам:
— Цельтесь в тот холм, что впереди. Увидите, что за «ягоды» на тех кустах.
Семь тонких и острых, словно иглы, стрел, со свистом рассекая воздух, помчались впереди всадников и впились в темную цель. В ответ донеслись отчаянные крики и проклятия. Несколько черных тел с серыми пятнами лиц скатились с холма на дорогу.
— Еще раз! — воскликнул Христоф, второй раз заряжая и сразу же прицеливаясь.
Снова семь стрел пронзили воздух, но теперь в цель попала всего одна. И еще один неудачник, отчаянно взмахнув руками, упал вниз. Словно в ответ, впереди появился отряд всадников…
— Ну вот, — сказал курьер, цепляя арбалет к седлу, — действо началось.
— Не были бы вы, панове, так добры пропустить нас? — громко обратился он к ним.
В темноте захохотали и посоветовали поцеловать кого-нибудь в задницу.
— Как некстати, — заметил Христоф.
— Пане, их больше чуть ли не втрое, — сказал кто-то из гайдуков.
— Половину я беру на себя, — спокойно ответил тот, — а с остальными — уж как-то сами. Разве я ошибся, когда взял себе в подмогу самых отважных смельчаков Львова?
— Нет, пане, не ошиблись, — прозвучал ответ.
— Тогда по черту вам каждому!
Напротив вдруг зажглись факелы, и причудливые тени стремглав кинулись на них. Христоф поднял коня на дыбы, и первый из нападавших, натолкнувшись на копыта, вылетел из седла. Второму достался удар мечом, третьему — крепким, словно камень, кулаком… Пример курьера переняли семеро других. Напуганные кони рвались прочь, и всадники постепенно спешивались. Окружив кольцом карету, защитники бились, словно львы, подбодряясь тем, что упорно стояли на ногах, пока их враги отступали и падали.
"Пётр был великий хозяин, лучше всего понимавший экономические интересы, более всего чуткий к источникам государственного богатства. Подобными хозяевами были и его предшественники, цари старой и новой династии, но те были хозяева-сидни, белоручки, привыкшие хозяйничать чужими руками, а из Петра вышел подвижной хозяин-чернорабочий, самоучка, царь-мастеровой".В.О. КлючевскийВ своём новом романе Сергей Мосияш показывает Петра I в самые значительные периоды его жизни: во время поездки молодого русского царя за границу за знаниями и Полтавской битвы, где во всём блеске проявился его полководческий талант.
Среди исторических романистов начала XIX века не было имени популярней, чем Лев Жданов (1864–1951). Большинство его книг посвящено малоизвестным страницам истории России. В шеститомное собрание сочинений писателя вошли его лучшие исторические романы — хроники и повести. Почти все не издавались более восьмидесяти лет. В шестой том вошли романы — хроники «Осажденная Варшава», «Сгибла Польша! (Finis Poloniae!)» и повесть «Порча».
Роман «Дом Черновых» охватывает период в четверть века, с 90-х годов XIX века и заканчивается Великой Октябрьской социалистической революцией и первыми годами жизни Советской России. Его действие развивается в Поволжье, Петербурге, Киеве, Крыму, за границей. Роман охватывает события, связанные с 1905 годом, с войной 1914 года, Октябрьской революцией и гражданской войной. Автор рассказывает о жизни различных классов и групп, об их отношении к историческим событиям. Большая социальная тема, размах событий и огромный материал определили и жанровую форму — Скиталец обратился к большой «всеобъемлющей» жанровой форме, к роману.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В романе Амирана и Валентины Перельман продолжается развитие идей таких шедевров классики как «Божественная комедия» Данте, «Фауст» Гете, «Мастер и Маргарита» Булгакова.Первая книга трилогии «На переломе» – это оригинальная попытка осмысления влияния перемен эпохи крушения Советского Союза на картину миру главных героев.Каждый роман трилогии посвящен своему отрезку времени: цивилизационному излому в результате бума XX века, осмыслению новых реалий XXI века, попытке прогноза развития человечества за горизонтом современности.Роман написан легким ироничным языком.
Книга Елены Семёновой «Честь – никому» – художественно-документальный роман-эпопея в трёх томах, повествование о Белом движении, о судьбах русских людей в страшные годы гражданской войны. Автор вводит читателя во все узловые события гражданской войны: Кубанский Ледяной поход, бои Каппеля за Поволжье, взятие и оставление генералом Врангелем Царицына, деятельность адмирала Колчака в Сибири, поход на Москву, Великий Сибирский Ледяной поход, эвакуация Новороссийска, бои Русской армии в Крыму и её Исход… Роман раскрывает противоречия, препятствовавшие успеху Белой борьбы, показывает внутренние причины поражения антибольшевистских сил.
Харьков 1930 года, как и положено молодой республиканской столице, полон страстей, гостей и противоречий. Гениальные пьесы читаются в холодных недрах театральных общежитий, знаменитые поэты на коммунальных кухнях сражаются с мышами, норовящими погрызть рукописи, но Город не замечает бытовых неудобств. В украинской драме блестяще «курбалесят» «березильцы», а государственная опера дает грандиозную премьеру первого в стране «настоящего советского балета». Увы, премьера омрачается убийством. Разбираться в происходящем приходится совершенно не приспособленным к расследованию преступлений людям: импозантный театральный критик, отрешенная от реальности балерина, отчисленный с рабфака студент и дотошная юная сотрудница библиотеки по воле случая превращаются в следственную группу.
Когда молодой следователь Володя Сосновский по велению семьи был сослан подальше от столичных соблазнов – в Одессу, он и предположить не мог, что в этом приморском городе круто изменится его судьба. Лишь только он приступает к работе, как в Одессе начинают находить трупы богачей. Один, второй, третий… Они изуродованы до невозможности, но главное – у всех отрезаны пальцы. В городе паника, одесситы убеждены, что это дело рук убийцы по имени Людоед. Володя вместе со старым следователем Полипиным приступает к его поиску.
…Харьков, 1950 год. Страну лихорадит одновременно от новой волны репрессий и от ненависти к «бездушно ущемляющему свободу своих трудящихся Западу». «Будут зачищать!» — пророчат самые мудрые, читая последние постановления власти. «Лишь бы не было войны!» — отмахиваются остальные, включая погромче радио, вещающее о грандиозных темпах социалистического строительства. Кругом разруха, в сердцах страх, на лицах — беззаветная преданность идеям коммунизма. Но не у всех — есть те, кому уже, в сущности, нечего терять и не нужно притворяться. Владимир Морской — бывший журналист и театральный критик, а ныне уволенный отовсюду «буржуазный космополит» — убежден, что все самое плохое с ним уже случилось и впереди его ждет пусть бесцельная, но зато спокойная и размеренная жизнь.
Харьков, роковой 1940-й год. Мир уже захлебывается войной, уже пришли похоронки с финской, и все убедительнее звучат слухи о том, что приговор «10 лет исправительно-трудовых лагерей без права переписки и передач» означает расстрел. Но Город не вправе впадать в «неумное уныние». «Лес рубят – щепки летят», – оправдывают страну освобожденные после разоблачения ежовщины пострадавшие. «Это ошибка! Не сдавай билеты в цирк, я к вечеру вернусь!» – бросают на прощание родным вновь задерживаемые. Кинотеатры переполнены, клубы представляют гастролирующих артистов, из распахнутых окон доносятся обрывки стихов и джазовых мелодий, газеты восхваляют грандиозные соцрекорды и годовщину заключения с Германией пакта о ненападении… О том, что все это – пир во время чумы, догадываются лишь единицы.