Людовик XIV и его век. Часть вторая - [18]

Совершив огромный крюк и оставив Париж слева, двор прибыл в Сен-Жермен; там стало известно, что парижане разрушили все мосты, и это крайне огорчило придворных, ибо они рассчитывали запастись в Париже деньгами, в которых нуждались все: по слухам, деньги были только у кардинала, но он изо всех сил отрицал это, уверяя, напротив, что он беднее самого последнего солдата.

Той же ночью стало известно о новом сражении, которое произошло близ Этампа и в котором армия принцев была отброшена назад. Новость пришла на рассвете; г-н де Вильруа первым узнал ее и помчался уведомить о ней короля, герцога Анжуйского и Ла Порта. Все трое тотчас же поднялись и в тапках, ночных колпаках и домашних халатах побежали сообщить радостную весть кардиналу, который еще спал, но тут же поднялся и в таком же самом наряде бросился к королеве, чтобы передать ей это известие. Все эти мелкие подробности свидетельствуют о том, в каком беспокойстве пребывал тогда двор, если новость о таком незначительном успехе произвела там столь сильное впечатление.

Одна поучительная история может дать представление о том, каким малым влиянием, при всем своем совершеннолетии, пользовался в то время король. Когда Бираг, первый лакей королевского гардероба, попросил однажды г-на де Креки, занимавшего тогда должность первого дворянина королевских покоев, поговорить с королем о своем родственнике, знаменщике Пикардийского полка, раненном в сражении при Этампе и просившем предоставить ему место своего лейтенанта, который был убит в том же бою, король счел это справедливым и охотно пообещал поговорить об этом деле с королевой и его высокопреосвященством, но в течение пяти или шести дней не давал Бирагу никакого ответа; и вот на шестой день г-н де Креки, присутствуя при том, как Лапорт одевал короля, спросил его величество, не соблаговолит ли тот вспомнить о просьбе Бирага. Король ничего не ответил и опустил голову, как если бы не слышал его слов.

— Государь, — произнес Лапорт, который в это время обувал короля, опустившись перед ним на одно колено, — те, кто имеет честь служить вашему величеству, очень несчастливы, ибо они не могут даже надеяться получить то, что им полагается по справедливости!

И тогда король, потихоньку приблизив губы к уху своего камердинера, еле слышно прошептал жалобным тоном:

— Тут не моя вина, мой дорогой Лапорт, я ему об этом говорил, но это ни к чему не привело.

Говоря «ему», король имел в виду кардинала, к которому он по-прежнему питал неприязнь.

Из Сен-Жермена двор вернулся в Корбей, а оттуда король отправился брать в осаду Этамп. Утром, в день отъезда, когда Лапорт еще завтракал, ему пришли сказать, что король его вызывает; Лапорт тотчас же поднялся из-за стола и направился к его величеству.

— Возьми, Лапорт, — сказал король, вынимая из кармана полную пригоршню золотых монет, — эти сто луидоров, которые прислал мне господин главноуправляющий финансами как на мои развлечения, так и на подарки увечным солдатам, и прибереги их для меня.

— А почему бы, ваше величество, — спросил Лапорт, — вам не держать их у себя?

— Да потому, — ответил король, — что у меня очень высокие сапоги, и, если я положу деньги в карман, они, боюсь, будут мне мешать.

— Да, если они будут лежать в карманах штанов, — промолвил Лапорт. — Но почему бы вашему величеству не положить их в карман камзола?

— Ты прав, — сказал король, довольный тем, что может иметь при себе сто луидоров, — они побудут у меня.

Однако королю не суждено было долго владеть этой круглой суммой. То, каким образом он их лишился, достаточно характерно для того, чтобы мы рассказали здесь об этом. Вдобавок, это еще один штрих к портрету человека, который мы намереваемся сделать как можно более похожим на оригинал.

Во время пребывания двора в Сен-Жермене первый гардероб-лакей Моро потратил на покупку перчаток для короля одиннадцать пистолей из собственных средств. А поскольку, как уже было сказано, при дворе все крайне нуждались в деньгах, то отсутствие этих ста десяти ливров весьма стесняло славного слугу; и потому, узнав, что король получил сто луидоров, Моро попросил Лапорта поговорить с королем о возврате ссуды. Лапорт пообещал исполнить эту просьбу в тот же вечер.

Из Корбея двор отправился на ночлег в Мениль-Корнюэль, где король отужинал у его высокопреосвященства. В девять часов вечера Людовик XIV вернулся к себе, и Лапорт, раздевая его, сказал:

— Государь! Когда мы находились в Сен-Жермене, Моро ссудил вашему величеству одиннадцать пистолей, а поскольку в том затруднительном положении, в каком мы в настоящее время находимся, все крайне нуждаются в деньгах, я обещал ему попросить эту сумму у вашего величества.

— Увы! — печально промолвил король. — Ты слишком поздно взялся за это дело, мой дорогой Лапорт. У меня нет больше денег!

— На что же вы истратили их, государь? — спросил Лапорт.

— Я их не истратил, — ответил король.

— Вы, верно, играли у кардинала в карты и потратили все эти деньги?

— Нет, ты ведь прекрасно знаешь, что я не так богат, чтобы играть в карты.

— Погодите, погодите, государь, — произнес Лапорт, — я, кажется, догадываюсь, в чем дело: бьюсь об заклад, что кардинал забрал у вас ваши деньги!