Людмила - [30]

— Ваше здоровье, — сказал я этой заботливой женщине. Она не была похожа на мою мать, но я почувствовал, как во мне просыпается эдипов комплекс.

— Спасибо, — сказала она, — с этим все в порядке. Мы с вами нигде не могли встречаться?

Я прикрыл глаза. Я подумал, что у нее красивая походка. Она могла бы, покачивая бедрами, идти впереди меня по коридору, чтобы ее полные, красивые ноги слегка подрагивали, обтянутые прозрачными чулками. Она могла бы трижды появиться и исчезнуть в пыльных, косых, падающих из окон лучах. Покатые плечи и маленькие белые руки. Ее интерес ко мне был бы бескорыстен. Так она мне нравилась, и у меня не было желания дотронуться до нее. Я подумал, что это ложная память, этого не могло быть.

— Нет, — сказал я, открыв глаза. — Я бы запомнил вас.

Она потрогала свой подбородок.

— Ну да, габсбургская челюсть, — сказала она.

— Какая?

— Габсбургская. Ну, как у Габсбургов. Такая династия. Вот у английской королевы.

— Вы из этой династии?

Она снова засмеялась глубоким, воркующим смехом.

— Если вам нравится, можете так считать.

— Мне нравится, — сказал я. — Я буду так считать. Я буду называть вас английской королевой. Идет?

— Можете просто Мариной, — сказала она.

Я тоже представился, впрочем, Людмила уже представляла меня.

Больше пока не о чем было разговаривать, да я и не спешил. Стал прислушиваться к своим соседям под музыку и пение, которые теперь звучали не так раздражающе громко. Это было что-то новое для меня, не та музыка, которую я привык слушать. Мое развитие остановилось на джазе, и в свое время я иногда доставал эти редкие и невероятно дорогие пластинки, но любое коллекционирование требует настойчивости и обширных знакомств, а я не особенно общителен. Так что со временем я целиком переключился на классику — эти пластинки все-таки можно просто купить в магазине.

Подумал, что имела в виду Людмила, когда сказала, что здесь будет кое-что интересное для меня. Пока ничто меня особенно не заинтересовало. Справа отделенная от меня Мариной сухая особа доказывала блондинке несостоятельность какой-то творческой группы. До меня доносились только обрывки разговора с неизвестными мне именами, меня это не касалось. Огромный парень сидел тихо и чувствовал себя не в своей тарелке. Я опять подумал, как его сюда занесло, но тоже без всякого интереса. Валера? Он все еще глядел куда-то в себя и притопывал ногами, видимо, весь отдался этой непонятной мне музыке.

Женщина в ящике пела о том, как они с каким-то Бобби Мак Ги мчались в машине по какой-то дороге. Видно, она его очень любила, этого Бобби Мак Ги. Она пела на американском варианте английского, но текст был не особенно сложным, и все было понятно. Валера время от времени, поворачивая кудлатую голову, говорил что-то своей соседке, возможно, переводил.

Певица сообщила, что потом она и Бобби Мак Ги сели каждый в свою машину и дальше поехали порознь.

Сели каждый в свою машину. Я подумал, как странно это звучит: каждый в свою машину. Пошли — каждый своей дорогой. Для них это одно и то же. Другой образ жизни, другой язык. У нас машина — это знак: социальный статус, головная боль и разговоры, а у них — просто своя дорога. Да, другой язык.

— Вы понимаете, о чем она поет? — спросила Марина.

— Нет, не понимаю, — сказал я.

— Вам перевести?

— Нет, не надо.

Я подумал, что у нас, чтобы расстаться, нужно выбрать другую толпу.

Кудлатый Валера по-своему проиллюстрировал эту тему.

— Вы откуда? — спросил он, рывком переместив свое тощее тело от стены к столу. Он уставился на меня своими маленькими очками.

— В каком смысле? — осторожно спросил я. Я подумал, не этого ли юношу имела в виду Людмила. На наркомана он был мало похож, хотя не исключалось, что иногда мог покуривать «травку». — Что вас интересует?

— Я хочу сказать, что вы не из этого круга, вот и...

— Круга? — мне показалось странным это слово. Круг, кружок... Я пожал плечами. — Нет, — сказал я, — я сам по себе.

Валера понес что-то сложное и красивое об одиночестве и ницшеанстве, но я успокоил его. Я сказал, что в нашем бесклассовом обществе люди моего возраста не составляют социальных групп. Профессиональные — это другое дело.

— О, профессиональные, — подхватил Валера, — профессиональные, я согласен. Кто вы по профессии?

— Юрист, — сказал я. — А вы?

— Я психолог, — сказал Валера. — То есть бывший психолог. Бывший будущий психолог, — он засмеялся своей шутке. — Психфак, психбольница, одно дополняет другое, — он еще раз засмеялся. — Образование незаконченное, зато двухстороннее. Вы понимаете?

— Понимаю, — сказал я, — хотя у юристов иначе. Одно исключает другое. А что, здесь все психологи?

— Н-нет, — неуверенно сказал Валера. Он огляделся. Похоже, он был здесь единственным «из этого круга». — Нет, — он показал по диагонали на тех двух женщин, которые разговаривали между собой. — Нелли режиссер на телевидении, а Таня работает там же редактором, Шурик, — он показал на огромного мальчика, — Шурик поэт, а вообще он учится на истфаке, Лиза, — он посмотрел на свою соседку, — в Герценовском на русском отделении. Ну вот, кажется, всех перечислил.

— Весь круг? — уточнил я.