Людмила - [14]

— Наверное, не скоро, — сказал я, — иначе зачем бы мне проверять?

— Да, правда, — согласился старик. — А вы — проверять?

— Проверю, — сказал я, — если вы меня впустите. А то вы, я вижу, боитесь.

— Кто, я боюсь? — удивился старик. — Чего мне бояться, симпатичный молодой человек? Заходите, смотрите. Одну секундочку.

Он закрыл дверь, я вздохнул. Звякнула цепь, дверь снова открылась.

— Вот пожалуйста, заходите. Видите, ничего у нас нет.

Прихожая была завалена всяким хламом: огромный, резной, покрытый пылью буфет, какие-то сломанные кресла, зеленый примус в углу. Для видимости заглянув за примус, я попросил вести меня дальше. В коридоре тоже было полно всякого барахла, но я не стал глядеть. Из коридора одна дверь была открыта в комнату — я заглянул. Двое молодцов играли в шахматы — оба были брюнеты, оба одеты в цветные рубашки и джинсы, да и ростом они были поменьше того, за кем я следил. Дальше старик забежал вперед и открыл дверь еще в одну комнату — за ней была спальня. Пришлось и там все осматривать. На кухне я нашел нору.

— Вот, — сказал я строго, — а говорили нет крыс.

— Эта дырочка? — закричал старичок. — Из нее никогда не вылазила крыса.

Я заглянул еще в ванную и в какой-то чулан: нигде никто не прятался. Я, впрочем, и не ждал.

— Ладно, — сказал я наконец, — если появятся крысы, звоните. — Я написал на обоях в прихожей какой-то липовый номер. — А там, наверху, значит, никого?

— Никого, — ответил старик, — над нами никого. Была квартира, так съехали. Теперь там забито. А то, — старичок показал на противоположную дверь, — все учреждение. И наверху, — сказал он, — а вход с другой стороны.

— Хорошо, — сказал я, — до свиданья.

Дверь захлопнулась.

Я еще немного постоял на площадке и поднялся на третий этаж. Непонятно было, зачем здесь два параллельных марша — оба они соединялись общей вымощенной кафелем площадкой, и фронтальная стена имела посредине высокую, в человеческий рост, полукруглую нишу, возможно, от бывшей здесь когда-то скульптуры, по двум другим, так же, как и во втором этаже, были расположены две двери — левая была заколочена ржавым железным листом, другая, просто, по-видимому, никогда не открывалась, так как на ней не было даже ручки и звонка рядом с ней тоже не было. Да, конечно, теперь я был абсолютно уверен, что тот, светло-серый вошел именно в ту квартиру, то есть не в квартиру, а в какое-то учреждение, где он, вероятно, работал, так как воспользовался своим ключом. Что ж там такое, и как мне проникнуть туда?

Я подошел к окну и стал думать.

«Старик сказал, что вход с другой стороны, — думал я, — с той стороны. Там сад, — думал я, глядя в окно на ярко освещенный двор и на зеленый кряж деревьев над крышей. Что там за сад? Наверное, вход оттуда, из этого сада, может быть, сад принадлежит этому загадочному учреждению? Может быть».

Я вышел на улицу и, миновав пару с клетчатой девочкой, завернул за угол. За домом от проспекта шел узкий прямой переулок. По левой его стороне далеко тянулась глухая, высокая, украшенная несложными филенками стена, вероятно, огораживающая какой-нибудь НИИ или небольшую фабрику, но производственного шума оттуда не было слышно; по правой, по стене этого дома, по первому этажу не было ни одного окна, по второму — до самого конца тянулся ряд фальшивых окон, окруженных наличниками, третий этаж был обычный и многие окна в нем были распахнуты. Дом кончался шагов через пятьдесят, но дальше, как и слева, начиналась глухая стена, над которой высоко поднимались тяжелые, темные кроны. Я прошел еще шагов пятьдесят вдоль стены и остановился у маленькой серо-голубой калитки.

«Век живешь в этом городе, — подумал я, — и ничего в нем не знаешь».

Я взялся за ржавую железную ручку и потянул ее на себя. Как ни странно, калитка открылась. Я шагнул туда прямо в густую траву, и калитку тотчас закрыл за собой.

7

Вон оно что? Я гляжу, я погружаюсь в этот сад. Мелькает и рябит в глазах от ослепительно белых пятен в его густых, темных зарослях. Твердый мальчик в высокой траве, сжав гипсовые кулаки, бесстрашно выпятил грудь; чья-то каменная голова, вперившись белками в небеса, валялась в бурьяне; там и сям несколько бравых пилотов; три неуклюжих грации — одна с веслом. Так вот оно что? Я шел по саду, оглядываясь на гипсовых монстров: пионеры с барабанами, с горнами, с поднятой перед лицом рукой; пожарники в касках, теннисистки, комсомолки, гимнасты и футболисты — окружили меня со всех сторон. Я шел по тропинке, петляя между истуканами, путаясь в густой траве, раздвигая ветки руками. Из куста высунулась рука с пистолетом — я остановился. Банный Карацупа угрожал мне маузером из кустов. На ржавой проволоке подрагивал кончик гипсового ствола. Я потрогал его пальцем — и ствол закачался. Маузер в руках коленопреклоненного пограничника, рядом умная собака с отбитым хвостом. Вокруг неуемной дрожью дрожали мелкие листья, и ясной дробью сыпался свет на траву. Я стоял над пограничником с его знаменитой собакой и, глядя на выщербленную фуражку, про себя улыбался. Мысли мои были жестоки.

Нет, неправда, я пошутил — не было этих монстров. Это было просто кладбище, Людмила, обыкновенное кладбище, и мысли мои были нежны.