Люди желтых плащей - [48]

   -- Ребят, пожалуйста, не убивайте... ребят, пожалуйста, не убивайте... ребят, пожалуйста, не убивайте... ребят, пожалуйста, не убивайте...

   Я слышу, как "рыбьи глаза" и "чернявый" вполголоса обсуждают что-то. Возможно, нашу дальнейшую судьбу.

   В горле пересыхает, живот скручивает спазм. Если бы мой желудок не был пуст, я бы снова блевал.

   -- Пацаны, вы обещали... мы вам все сказали, вы у нас все забрали...

   -- Ребят пожалуйста не убивайте... ребят пожалуйста не убивайте... ребятпожалуйстанеубивайте... ребятпожалуйстанеубивайте...

   -- Пуль на вас жалко, -- с ленцой в голосе произносит "рыбьи глаза".

   -- Ножом можно, Богдан, -- замечает ему "чернявый", в три слова затаптывая зажегшуюся на миг надежду.

   -- Ребятпожалуйстанеубивайте... ребятпожалуйстанеубивайте... ненадоненадоненадо...

   -- Ну, ты сделаешь? -- чуть подумав, спрашивает Богдан.

   Меня запоздало осеняет -- до сего момента он блефовал. До сего момента...

   -- Бля, нельзя их так оставлять! А ты подумал, что будет, когда они освободятся? А ты подумал, что будет, если они захотят нас догнать?

   Артем меняет пластинку: "пацаны да мы и не подумаем... да я вам матерью клянусь... матерью клянусь, пацаны, матерью клянусь!", но его уже никто не слушает.

   -- Я понял, не егози! Я спрашиваю, ты сам их отоваришь?

   "Чернявый" набирает в грудь воздуха, чтобы ответить, и мое сердце перестает биться.

   В этот самый момент по небу прокатывается первый раскат грома.

   18:35

   Ответ "чернявого" тонет в поднявшемся грохоте, но это уже неважно. Пока мы обсуждали одну смерть, к нам незаметно подкралась другая.

   Выход из сложившейся ситуации в буквальном смысле приходит с неба, и рыбьи глаза Богдана зажигаются идеей:

   -- Оставим из здесь. Дождь их прикончит.

   "Чернявый" с сомнением поглядывает на нас:

   -- А если нет?

   -- Да ты глянь на них! Все покоцаные. Отвечаю, сразу заразятся.

   -- И нахуй плодить этих тварей?

   -- Да мы уже далеко будем! Весь город ими кишит, на двух больше, подумаешь!

   Мы с Артом, затаив дыхание, следим за их диалогом, не смея шелохнуться, боясь спугнуть удачу, не сознавая, что промениваем шило на мыло и лишь оттягиваем неизбежное. Сейчас нас это не волнует. Воистину говорят: "минута жизни -- это тоже жизнь".

   Громыхает вторично.

   -- Ладно, -- соглашается "чернявый", -- хуй с ними.

   Он склоняется над нами с видом благодетеля, в моем желтом плаще и "Ремингтоном" Арта в руках:

   -- Вы поняли, шкуры? Мы вас отпускаем. Цените, бля. Недолго вам осталось.

   Последняя фраза сопровождается подобострастным хихиканьем "очкарика", к которому вскоре присоединяется Богдан. Под это хихиканье они и оставляют нас лежать на земле, побитых и окровавленных, пристегнутых прочными пластиковыми хомутами к ножкам лавочки.

   А небо вздрагивает от удара грома в третий раз.

   18:40

   Безвыходность ситуации сваливается на нас в одночасье, едва стихают в отдаленье шаги наших мучителей. Небо охвачено газовой гангреной, переполненные отравленной водой антрацитовые тучи висят низко над землей, будто крышка гроба, обитая черным бархатом. Крышка гроба, которая вот-вот захлопнется.

   Я рву руку изо всех сил, пластиковый хомут глубоко рассек кожу и теперь врезается в вены. Арт грызет свой зубами, но толку от этого чуть. До спасительного козырька над подъездом, под которым мы могли бы укрыться, пять метров, которые мы никогда не успеем преодолеть. Первые капли уже срываются с неба.

   Арт поднимает на меня глаза, и я вижу, что они полны слез:

   -- Макс.... Макс...

   Его губы искривляются, и вдруг он начинает плакать. Меня хватает ненамного -- через секунду мою грудь тоже сотрясают рыдания.

   Мы ревем, как малые дети. Мы оплакиваем свои потерянные жизни, оплакиваем друзей и родных, которых никогда больше не увидим, оплакиваем нелепость ситуации, в которую угодили и которой вполне можно было избежать. Какими же мы были идиотами! Конфликт, послуживший толчком для всей этой истории, кажется теперь до того пустяковым, до того надуманным, что от этого хочется плакать еще сильнее, и мы плачем, ревем в голос, размазывая кровавые сопли по окровавленным лицам.

   Потом первая капля падает мне на затылок. За ней вторая, на нос. Третья и четвертая попадают на тело.

   Потом Арт, в бессознательной попытке спастись, подползает под лавочку. Под рейчатую, мать ее, лавочку в надежде укрыться от дождя!

   Потом несколько холодных капель шлепается мне на ноги.

   Потом на нас стеной обрушивается почти тропический ливень.

Глава 13

Серебряный чемоданчик

   19:00

   Что есть смерть? Прекращение всех процессов жизнедеятельности. Есть ли жизнь после смерти? Никто еще не вернулся с того света, чтобы ответить на этот вопрос, а, значит, вопрос остается открытым. И в то же время, невозможность появления человека, способного закрыть его, само по себе является ответом. Парадокс, но отсутствие доказательств существования загробной жизни будет вечно питать веру в ее существование.

   Удивительно, что я думаю об этом, лежа под ядовитым дождем, который вот-вот убьет меня. А, впрочем, что может быть естественнее мыслей о смерти на пороге смерти? Говорят, некоторые люди на смертном одре умудряются думать о хорошем, вспоминать лучшие моменты жизни, уходить в мире, а не в злобе и ужасе. Не верю. Я даже не верю, что смогу поверить в это пятьдесят лет спустя, когда будет что вспомнить. Никто не хочет умирать -- ни в двадцать пять, ни в сто. Но многие хотят верить в то, что хотят, как многие хотят верить в то, чего нет. Жизнь парадоксальна, и этим отличается от вымысла.