Люди желтых плащей - [47]

   Смотрю на Арта. На его лице четко и ясно написано: "если не скажешь ты, скажу я".

   -- Ладно, -- соглашаюсь и добавляю, рискуя получить еще один пинок под ребра: -- Бля, пацаны, только за базар отвечайте. Если вокруг беспредел, это еще не значит, что нельзя уважать побежденных.

   На самом деле, именно это и значит. Остается уповать, что моя ложь дотягивает хотя бы до раздела "углубленные знания".

   Пинка не следует. Вместо этого "рыбьи глаза" ставит ногу мне на живот.

   -- Будет зависеть от того, что ты скажешь, птичка-говорун.

   -- Машина на Зорге, первая остановка от Еременко по нашей стороне. Серебристый "Ниссан Альмера", номера...

   -- Обойдемся, -- обрывает меня "чернявый", -- мы не мусора. Еще чо-нибудь чо мы должны знать? Друзья, бля, в засаде, собака в салоне? Бля, найду чо, сука, вернусь сюда и лично тебя выебу, понял?

   Он наклоняется надо мной и шлепает грязной ладонью по щеке. Шлепок получился несильный, но мой израненный мозг все равно отзывается острой болью.

   -- Понял, бля?

   И куда подевалась его кротость? Знавал я товарищей вроде этого. Про таких говорят: "в тихом омуте". Голос с хрипотцой, дурацкая манера растягивать слова. Полный отморозок, словом.

   Внезапно меня захлестывает ненависть. Меня унижает и грабит мразь, которая в обычной жизни ничего из себя не представляла, никогда бы не сделала ничего полезного, прожила бы никчемную жизнь и загнулась в сорок от "передоза" или цирроза.

   -- Нет, -- отвечаю, скрепя сердце. -- Вроде, все.

   И тут я допускаю ошибку. Тупая, безрассудная надежда, что ключ-брелок от "Хаммера" где-то потерялся, что они его не нашли или (о Иисус, Мария и Иосиф плотник, какая невероятная заносчивость!), что этим недоумкам, не видевшим в жизни ничего лучше ржавой "копейки", в которой они катали своих шлюховатых подружек на залитых пивом сиденьях, не хватит мозгов отличить его от обычного брелока, толкает меня на самую бездарную в мире ложь. На ложь, которую в учебнике для распознания лжи следовало бы поместить в раздел "смехуечки".

   Нас начинают бить безо всяких преамбул, словно только и ждали моего ответа, как команды к действию. Методично и молча.

   18:15

   Удары сыплются со всех сторон, мы с Артом только успеваем кое-как прикрывать мягкие места и вскрикивать, когда сделать это не удается. Впервые в жизни меня избивают вот так: на земле, как какого-то попрошайку или пьянчугу. Спустя пять минут экзекуция останавливается.

   Боли почти не ощущаю, сказываются шок и потрясение, но чувствую, что урон телу нанесен немалый. Я весь в чем-то склизком; спустя мгновение понимаю, что это кровь. Вся кожа в мелких ссадинах и порезах, завтра все это будет густо приправлено синяками и кровоподтеками. Конечно, если это завтра вообще наступит...

   Один из мучителей, кажется "очкарик", нависает над нами. Слышу, как он собирает во рту слюну.

   Первый плевок летит а Артема, второй в меня:

   -- Пидоры, бля. Наебать нас решили?

   -- Да вы чо, пацаны... -- начинает Арт, но тут же получает очередной пинок -- кажется, на сей раз по зубам -- и принимается стонать от боли.

   Это самый жалкий звук, который я когда-либо слышал. Когда от боли стонут близкие тебе люди, ощущения совсем иные. Это уже не просто звук страдающего человека -- это зов о помощи. И вдвойне тяжело слышать его и не иметь возможности эту помощь оказать. Особенно когда сам вот-вот завоешь от страха и отчаяния.

   -- ЧО, СУКИ, ДУМАЛИ, МЫ НЕ ЗНАЕМ ПРО "ХАММЕР"? -- вопит "чернявый", стараясь нагнать побольше страха.

   И ему удается. Несмотря на все протесты оскорбленного самоуважения, я едва сдерживаюсь, чтобы не начать умолять. Особенно когда "рыбьи глаза" принимается ковырять у меня в затылке дулом моего же карабина.

   -- Ну, все, пизда вам.

   Внезапно перед глазами встает образ брата. Его искаженное ненавистью лицо. Может статься, последнее выражение, которое я видел от него в этой жизни. Ирония судьбы -- если бы я отдал ключи от "Хаммера" Жене, сейчас мы бы сохранили не только половину нашего добра, но и шанс на спасение. А, может, это карма?

   -- "Хаммер" там же где и "Ниссан", вы бы его и так заметили... -- пытаюсь оправдаться я.

   -- Похуй уже. Косяк засчитан.

   -- В башку верняк, -- вворачивает "очкарик". -- Бац и все.

   В эту секунду я окончательно понимаю всю серьезность нашего положения. Нас действительно собираются убить. Это не заигрывания с Евой -- здесь все по правде.

   Дуло карабина сильнее вдавливается в темечко. Боль такая, будто в голову закручивают буравчик.

   -- Пожалуйста... не надо... -- слышится чей-то жалобный писк.

   До меня не сразу доходит, что это мой. Вот и все. Я сломался. Чувство собственного достоинства пасует перед страхом смерти. Все эти крутые парни, умудряющиеся сохранять самообладание с дулом у виска -- вымысел не в меру романтических литераторов и режиссеров. Либо профессионалы, которых годами учили подавлять инстинкт самосохранения -- самый мощный, самый сильный инстинкт человека. Инстинкт, для разрушение которого и был создан вирус "розового дождя".

   К моим мольбам присоединяется Артем, повторяя на одной безумной ноте снова и снова: