Люди земли Русской. Статьи о русской истории - [67]
Вряд ли мы встретим в СССР даже рядового коммуниста, не говоря о прочих, имеющего обед в пять блюд, как Рылеев, или хотя бы ежедневно мясо и белую булку, как Трубецкой. Чекисты и главки, конечно, в счет не идут.
Декабрист Поджио, находясь в Шлиссельбурге, ежемесячно получал от жены по 4 посылки с вложением писем и денег от 100 до 500 рублей (Гернет, с. 144).
Пущин пишет из того же Шлиссельбурга: «комендант на чудо отделал наши казематы» (Гернет, с. 153).
В дальнейшем питание было еще более улучшено, а сношения с миром облегчены. Заключенные в Алексеевском равелине в 60-х гг. Чернышевский, Писарев, Шелгунов, Михайлов и др. беспрерывно и без ограничений получали письма, книги и посылки.
«Тетрадь о кушаньях» Алексеевского равелина 1861 г. рассказывает о ежедневных обедах в четыре блюда (два мясных и сладкое), подбор блюд очень разнообразен, в праздники и царские дни – вино и пироги… (Гернет, с. 235).
Здесь уже не только советским рабам, но и всей современной Европе придется позавидовать «жертвам царизма»…
Политические преступники, военные бунтовщики, уличенные и сознавшиеся в совершенном преступлении двинуты в Сибирь, по тому же пути, по которому теперь едут и идут (да, идут!) миллионы не уличенных ни в таком преступлении. Каковы были отношения декабристов со своими тюремщиками в крепости и в дороге?
«Ничего сурового, ничего похожего на тюремщиков в этих людях не было» – пишет о них декабрист Басаргин – «честные и прямодушные люди» (Гернет, с. 107). Обручев рассказывает в своих записках о том, что в равелине ему подавал умываться ефрейтор, а солдаты стражи мыли пол в каземате и выносили «парашу» (Гернет, с. 215).
В памяти возникают картины бутырского быта… бывший адъютант Великого Князя Владимира Александровича ген. Годон[37], выносящий тяжелую вонючую «парашу», художник М. В. Нестеров, старик, моющий грязный пол камеры, черпал воду из той же «параши». Семидесятилетняя графиня Фредерикс[38], сбитая с ног ударом приклада конвоира за то, что она по старости лет отстала от группы женщин, возвращавшихся с работы. Полное отсутствие воды для умывания в Псковской тюрьме.
Свидания перед отправкой в Сибирь разрешались всем не только с родственниками, но и с друзьями (Гернет, с. 108). Бенкендорф явно «мироволил» заключенному Поджио, задерживая его отправку в Сибирь (Гернет, с. 144). Позже генерал-губернатор Петербурга кн. Суворов но собственному почину просил Императора об освобождении Писарева, мотивируя просьбу тем, что Писарев был примерным сыном своей престарелой матери (Гернет, с. 227).
Из советских просьб о помиловании со стороны «власть имущих лиц» мы знаем только одну: просьбу Горького, направленную к Ленину, о спасении жизни Великому Князю Николаю Михайловичу, как крупному ученому историку. Но и она не дала результата. Судебный приговор по делу декабристов был подписан не всеми членами суда: архипастыри Св. Синода, члены суда, отказались поставить свои подписи под присуждением к смерти, мотивировав этот отказ своим саном служителей Христа. Не подписал его и известный в литературе адмирал Шишков[39], подав Государю объяснительную записку.
Все приговоры по многочисленным политическим процессам в СССР решались всегда всеми членами судов единогласно. Причина такого небывалого в истории единодушия ясна: все приговоры предрешены заранее.
Но, вот, политический процесс декабристов закончен. Все приговоренные без исключения, получают от Государя смягчение наказаний. Большинство смертников помилованы, пятерым четвертование (полагающееся по закону), заменено повешением. Преступники направляются к месту ссылки.
«Везли каждого на отдельной телеге, – пишет С. Муравьев, – закусывали и пили в трактирах, мылись в бане. С меня сняли кандалы, т. к. они натерли мне ноги» (Гернет, с. 141).
Столь комфортабельный способ пересылки «по этапу» не был привилегией аристократов-декабристов. Им пользовалось подавляющее большинство политических преступников в Царской России.
Нигилист Михайлов пишет: «на этапе подали чай в прекрасной посуде, с хорошими булками. Пришел комендант и мы долго беседовали с ним по-домашнему. Он рассказал много интересного о своей службе в Сибири» (Гернет, с. 224).
Чернышевский уехал в пролетке, купленной на деньги, собранные по публичной (!!!) подписке и негодует на то, что комендант не разрешил задержать его отправку для ожидания этой пролетки, которая запоздала к моменту отъезда и догнала его в дороге (Гернет, с. 256).
Автор этих строк, был отправлен на Соловки из Москвы. От Бутырской заставы до товарной станции Николаевской железной дороги шли пешком, ночью, неся вещи на себе. Большая часть этих вещей была брошена в дороге. Сзади ехала подвода, собиравшая эти вещи, конечно, в свою пользу. С нами были женщины и старики.
Нас поместили в вагон-клетку. Обычное купе 3-го класса было разделено глухими нарами на три яруса. В каждом, головою к коридору, лежало за решеткой по три человека. Ни встать, ни сесть. В день выдавали по две селедки и 300 г хлеба. Воду – один раз в день – котелок на три человека. Путь до Кеми длился девять дней. На третьи сутки мы отказались от селедок, т. к. слишком страдали от жажды.
Борис Николаевич Ширяев (1889-1959) родился в Москве в семье родовитого помещика. Во время первой мировой войны ушел на фронт кавалерийским офицером. В 1918 году возвращается в Москву и предпринимает попытку пробраться в Добровольческую армию, но был задержан и приговорен к смертной казни. За несколько часов до расстрела бежал. В 1920 году – новый арест, Бутырка. Смертный приговор заменили 10 годами Соловецкого концлагеря. Затем вновь были ссылки, аресты. Все годы жизни по возможности Ширяев занимался журналистикой, писал стихи, прозу.
Рассказы о жизни послевоенной эмиграции в Европе и воспоминания. Несмотря на заглавие сборника, которое может показаться странным, Ширяев не выступает как националист.Орфография автора.
Автобиографическая повесть по мотивам воспоминаний автора о жизни на оккупированном фашистами Кавказе.
Издается новый расширенный сборник итальянских эссе самого известного писателя «второй волны» эмиграции, прославленного книгой-свидетельством о Соловецком лагере «Неугасимая лампада», написанной им в Италии в лагерях для перемещенных лиц, «Ди-Пи». Италия не стала для Б. Н. Ширяева надежным убежищем, но не могла не вдохновить чуткого, просвещенного и ироничного литератора. Особый для него интерес представляло русское церковное зарубежье, в том числе уникальный очаг православия – храм-памятник в Бари.
В феврале 1945 года Ширяев был откомандирован в Северную Италию для основания там нового русского печатного органа. После окончания войны весной 1945 года Борис Ширяев остался в Италии и оказался в лагере для перемещённых лиц (Капуя), жизни в котором посвящена книга «Ди-Пи в Италии», вышедшая на русском языке в Буэнос-Айресе в 1952 году. «Ди Пи» происходит от аббревиатуры DPs, Displaced persons (с англ. перемещенные лица) — так окрестили на Западе после Второй мировой войны миллионы беженцев, пытавшихся, порой безуспешно, найти там убежище от сталинских карательных органов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге, написанной на документальной основе, рассказывается о судьбе российских подводных лодок, причина трагической гибели которых и до сегодняшних дней остается тайной.
В своей книге Алла Валько рассказывает о путешествиях по Украине и размышляет о событиях в ней в 2014–2015 годах. В первой части книги автор вспоминает о потрясающем пребывании в Закарпатье в 2010–2011 годы, во второй делится с читателями размышлениями по поводу присоединения Крыма и военных действий на Юго-Востоке, в третьей рассказывает о своём увлекательном путешествии по четырём областям, связанным с именами дорогих ей людей, в четвёртой пишет о деятельности Бориса Немцова в последние два года его жизни в связи с ситуацией в братской стране, в пятой на основе открытых публикаций подводит некоторые итоги прошедших четырёх лет.
В этом сочинении я хочу предложить то, что не расходится с верой в существование души и не претит атеистическим воззрениям, которые хоть и являются такой же верой в её отсутствие, но основаны на определённых научных знаниях, а не слепом убеждении. Моя концепция позволяет не просто верить, а изучать душу на научной основе, тем самым максимально приблизиться к изучению бога, независимо от того, теист вы или атеист, ибо если мы созданы по образу и подобию, то, значит, наша душа близка по своему строению к душе бога.
Пережив самопогром 1990-х, наша страна вступила в эпоху информационных войн, продолжающихся по сей день. Прозаик, публицист, драматург и общественный деятель Юрий Поляков – один из немногих, кто честно пишет и высказывается о нашем времени. Не случайно третий сборник, включающий его интервью с 2014 по 2020 гг., носит название «В зоне риска». Именно в зоне риска оказались ныне российское общество и сам институт государственности. Автор уверен: если власть не озаботится ликвидацией чудовищного социального перекоса, то кризис неизбежен.
Автор, около 40 лет проработавший собственным корреспондентом центральных газет — «Комсомольской правды», «Советской России», — в публицистических очерках раскрывает роль журналистов, прессы в перестройке общественного мнения и экономики.