Люди земли Русской. Статьи о русской истории - [66]
Никто из знакомых и друзей декабристов не был осужден… вышедшие из Тайного общества до 14 декабря не пострадали… Декабристам, протестовавшим против цареубийства, наказание смягчалось. Батенков был полностью помилован и осужден после на ссылку, вследствие его самообвинения, вызванного «чувством товарищества» (Гернет, с. 121–127).
Сколько родственников, друзей и просто знакомых с подозреваемыми в заговоре погибло в 1937–1938 гг.?
«Имена их Ты, Господи, веси…»
Кстати, несколько слов об общем количестве заключенных в тюрьмах и на каторге.
«Записки о преобразовании тюрем» 1866 г. устанавливают количество заключенных по всей России в 45 тысяч человек (Гернет, с. 64). Список всех заключенных в Шлиссельбургской крепости за период с 1825 по 1870 гг. – 95 человек. (Гернет, с. 348–353). В Петропавловской крепости при взятии ее восставшими в 1917 г., не оказалось ни одного заключенного.
Принимая среднее число населения России в царствование Николая Первого за 45 миллионов, получаем 0,1 % всех заключенных.
По сведениям автора, работавшего на кухнях в указанных местах, на контрольных досках пайков значилось в 1922 г.: в Бутырках – 20.000, в Ленинградском ДПЗ – 14.000, на Соловках – 22.000. Только в трех тюрьмах больше, чем всех заключенных при Николае Первом. Немцы исчисляли население одних лишь концлагерей в 1940 г. по всему Союзу в 18 миллионов человек. К 180 миллионам всего населения – 10 %! Не считая десятков тысяч других тюрем всех видов.
Было 0,1 %, стало 10 %. Увеличение «продукции» в 100 раз (минимум). В этой области Советский Союз действительно «догнал и перегнал» все времена и царства.
Сколько талантливых русских писателей приложили свою руку к описаниям ужасов знаменитого Алексеевского равелина и казематов Шлиссельбурга. Один Бурцев посвящал этим «каменным мешкам» целые номера своего «Былого». Благодарная тема. Действительно, по сравнению с жизнью даже бедняков в царской России, жизнь в каземате была мало привлекательна. Так было… но…
Декабрист Бестужев пишет, в своих воспоминаниях, что «похоронили в камере размером в 8x6 шагов» (Гернет, с. 102). В лазарете топились день и ночь три голландских печи, два камина и две русские печи (Гернет, с. 76).
Хозяйственные книги Петропавловской крепости говорят о закупке для заключенных постельного белья, ночных колпаков, скатертей, салфеток, носовых платков, халатов и ночных рубах. На стирку расходовалось 60–70 рублей в месяц (Гернет, с. 105).
Сведения для сравнения.
В одиночных камерах Псковской тюрьмы, где сидел автор этих строк с одиннадцатью другими заключенными, всем спать лежа, даже тесно прижавшись друг, к другу не хватало места. Двое по очереди стояли[36].
В камере номер 76 и других общих камерах Бутырской тюрьмы, рассчитанных на 24 человека, всегда помещается 120–140 человек. Спят на нарах, на столе и на полу. Матрацев не было. Пересылать в тюрьму одеяла запрещено. Автор спал три месяца на голом цементном полу, укрываясь лишь своим резиновым плащом. Отопления в Пскове не было, в Бутырках плохое. Стекла в окнах выбиты.
Жилищная норма в Москве для свободных людей – шесть квадратных метров официально. Фактически и средняя площадь на человека там не превышает четырех квадратных метров.
Никакой одежды или белья в тюрьмах СССР не выдается. На Соловках в течение пяти лет (1923–1927) не было выдано ни одной вещи. Автор видел там, на острове Анзере, два барака, наполненных абсолютно голыми людьми. На работу их не посылали и держали на половинном пайке. За их голодную жадность к пище уголовники прозвали их «леопардами».
О мебели камер Алексеевского равелина половина свободных жителей Москвы может лишь мечтать. О закупках салфеток, скатертей и пр. не может даже мечтать 90 % хозяек в СССР.
Воображение среднего русского интеллигента, отравленное «прогрессивной» литературой XIX в., рисует себе узников Алексеевского равелина изможденными и физической мукой тенями.
…Питание в Алексеевском равелине было различно. Якушкин жалуется, что ему «лишь на третий день дали к чаю белую булку и весь Великий пост его кормили супом со снетками». Это – худшее. Трубецкой получал «чай с белыми булками и тремя кусками сахара, мясной суп или щи, говядину с кашей и картофелем, ужин и чай…». Рылеев имел ежедневно обед в 4–5 блюд и виноградное вино. Капнист упоминает о рюмке водки к обеду. Это от казны, а в передачах от родных братья Беляевы получили даже шампанское к Новому Году (Гернет, с. 104–105).
В Бутырской тюрьме выдается кипяток без заварки и сахара два раза в день, на обед пол-литра жидкой пшенной болтушки без каких-либо жиров – одна обычная русская деревенская ложка каши, на ужин та же болтушка и 300 грамм в день очень плохого хлеба. В других тюрьмах хуже. На Соловках пять лет кормили исключительно супом из голов трески (тело рыбы экспортировалось) на обед и ужин, и работающим 400 г хлеба, неработающим – 200.
Передачи от родных в Бутырки допускаются лишь по особому персональному разрешению один раз в месяц не более четырех кило вместе с бельем, все жидкое и запечатанное, а также и папиросы передавать запрещено. На Соловки посылки поступали лишь летом, не более двух раз в год.
Борис Николаевич Ширяев (1889-1959) родился в Москве в семье родовитого помещика. Во время первой мировой войны ушел на фронт кавалерийским офицером. В 1918 году возвращается в Москву и предпринимает попытку пробраться в Добровольческую армию, но был задержан и приговорен к смертной казни. За несколько часов до расстрела бежал. В 1920 году – новый арест, Бутырка. Смертный приговор заменили 10 годами Соловецкого концлагеря. Затем вновь были ссылки, аресты. Все годы жизни по возможности Ширяев занимался журналистикой, писал стихи, прозу.
Рассказы о жизни послевоенной эмиграции в Европе и воспоминания. Несмотря на заглавие сборника, которое может показаться странным, Ширяев не выступает как националист.Орфография автора.
Автобиографическая повесть по мотивам воспоминаний автора о жизни на оккупированном фашистами Кавказе.
Издается новый расширенный сборник итальянских эссе самого известного писателя «второй волны» эмиграции, прославленного книгой-свидетельством о Соловецком лагере «Неугасимая лампада», написанной им в Италии в лагерях для перемещенных лиц, «Ди-Пи». Италия не стала для Б. Н. Ширяева надежным убежищем, но не могла не вдохновить чуткого, просвещенного и ироничного литератора. Особый для него интерес представляло русское церковное зарубежье, в том числе уникальный очаг православия – храм-памятник в Бари.
В феврале 1945 года Ширяев был откомандирован в Северную Италию для основания там нового русского печатного органа. После окончания войны весной 1945 года Борис Ширяев остался в Италии и оказался в лагере для перемещённых лиц (Капуя), жизни в котором посвящена книга «Ди-Пи в Италии», вышедшая на русском языке в Буэнос-Айресе в 1952 году. «Ди Пи» происходит от аббревиатуры DPs, Displaced persons (с англ. перемещенные лица) — так окрестили на Западе после Второй мировой войны миллионы беженцев, пытавшихся, порой безуспешно, найти там убежище от сталинских карательных органов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге, написанной на документальной основе, рассказывается о судьбе российских подводных лодок, причина трагической гибели которых и до сегодняшних дней остается тайной.
В своей книге Алла Валько рассказывает о путешествиях по Украине и размышляет о событиях в ней в 2014–2015 годах. В первой части книги автор вспоминает о потрясающем пребывании в Закарпатье в 2010–2011 годы, во второй делится с читателями размышлениями по поводу присоединения Крыма и военных действий на Юго-Востоке, в третьей рассказывает о своём увлекательном путешествии по четырём областям, связанным с именами дорогих ей людей, в четвёртой пишет о деятельности Бориса Немцова в последние два года его жизни в связи с ситуацией в братской стране, в пятой на основе открытых публикаций подводит некоторые итоги прошедших четырёх лет.
В этом сочинении я хочу предложить то, что не расходится с верой в существование души и не претит атеистическим воззрениям, которые хоть и являются такой же верой в её отсутствие, но основаны на определённых научных знаниях, а не слепом убеждении. Моя концепция позволяет не просто верить, а изучать душу на научной основе, тем самым максимально приблизиться к изучению бога, независимо от того, теист вы или атеист, ибо если мы созданы по образу и подобию, то, значит, наша душа близка по своему строению к душе бога.
Пережив самопогром 1990-х, наша страна вступила в эпоху информационных войн, продолжающихся по сей день. Прозаик, публицист, драматург и общественный деятель Юрий Поляков – один из немногих, кто честно пишет и высказывается о нашем времени. Не случайно третий сборник, включающий его интервью с 2014 по 2020 гг., носит название «В зоне риска». Именно в зоне риска оказались ныне российское общество и сам институт государственности. Автор уверен: если власть не озаботится ликвидацией чудовищного социального перекоса, то кризис неизбежен.
Автор, около 40 лет проработавший собственным корреспондентом центральных газет — «Комсомольской правды», «Советской России», — в публицистических очерках раскрывает роль журналистов, прессы в перестройке общественного мнения и экономики.