Люди земли Русской. Статьи о русской истории - [172]
[Алексей Алымов]
«Знамя России», 20 декабря 1951 г.,
№ 53, с. 8–10
Три ступени
«Отсутствие монархической интеллигенции и по ту сторону, и по эту сторону рубежа – есть самая слабая сторона монархического движения и самая сильная угроза будущему российской монархии. Было бы преступлением закрывать глаза на тот факт, что этот участок монархического фронта оголен вовсе. Именно на этом участке следует ждать прорыва вражеских сил», – писал Иван Лукьянович [Солоневич] в 1939 г. и был совершенно прав для того времени.
Отсутствие монархической интеллигенции по эту сторону рубежа вполне понятно. Оно является следствием всего развития русской интеллигенции за последние полтораста лет. Ее огромное большинство под влиянием агрессивной идеологии либерального Запада в той или иной форме и в различной также степени, но примыкало к оппозиции самодержавию. Не говоря о крайне революционных элементах, приходится констатировать и тот печальный факт, что оппозиционные настроения имели место даже в среде высшей администрации государства, в рядах генералитета, в министерствах, в Государственной Думе и в земствах, конечно. Февраль вскрыл этот трагичный и для Российской государственности и для Российской же интеллигенции факт, а Октябрь перебросил большинство этих оппозиционеров за рубеж, где они заняли доминирующее положение в рядах эмигрантской общественности.
Но кто же из числа интеллигенции остался «там», на территории России, и какую роль пришлось играть этим остаткам оппозиции Российской Самодержавной Государственности?
Распространенное мнение, что в 1920 г. Россию покинуло 90 % интеллигенции, можно принять лишь условно. Да, если называть интеллигенцией только небольшой круг ведущих, широко известных имен, то, действительно, в состав эмиграции вошла очень значительная часть этого круга. Но ведь не исчерпывалась же им, этим количественно небольшим слоем, вся фаланга российской интеллигенции и примыкавшей к ней полу-интеллигенции, грань между которыми провести очень трудно? А рядовой интеллигент, врач, учитель, инженер, чиновник, тот, кому имя – легион, куда его кинула революция? Если считать, что волна первой эмиграции исчислялась приблизительно в три миллиона, то можно с уверенностью сказать, что это было не 90 %, а всего лишь 10–15 % общего числа российской интеллигенции того времени, а 80–90 % ее остались «там».
Этот «легион» оппозиционеров российской государственности был частично истреблен террором и голодом, а в большей своей части был растерт в порошок развитием новой, пореволюционной государственности, влился в нее под именем «служащих», утратил свое лицо, свое мышление и… свою оппозиционность. По крайней мере, запрятал оппозиционный душок в самые глубокие тайники сознания.
Так постигла смерть «лишнего человека» на территории подсоветской России. Террор и голод заставили его трудиться, выполнять те общегосударственные функции, от которых он чванливо отказывался, живя в тепличной атмосфере того режима, в оппозиции к которому он состоял. Февральский кабак был лебединой песней этого «лишнего человека». Дальше наступили голодные серые будни, тяжесть которых он не вынес и к сороковым годам окончательно протянул ноги.
Кто же пришел ему на смену? Как можно охарактеризовать первое пофевральское поколение российской подсоветской интеллигенции? Было бы большой ошибкой подогнать ее всю под один ранжир, создать снова какой-то чисто иллюзорный, отвлеченно-схематический облик нового интеллигента. Такового универсального облика в СССР нет, но к настоящему времени мы все же можем наметить два основных русла, по которым потекло развитие первых поколений российской подсоветской интеллигенции.
Одно из них наиболее яркое и заметное в силу своего доминирующего положения – это партийно-советская, творческая и административная интеллигенция, актив, как принято его называть. Она не обладает численным приоритетом над другими группами, но пользуясь поддержкой партийно-государственного аппарата, который она же составляет, подавляет их и внешне казалось бы вполне подчиняет своему влиянию, создавая миф о «новом советском человеке».
Вторым руслом, по которому потекла новая российская интеллигенция, стало производство, в самом широком понимании этого термина, как индустрия, так и сельское хозяйство со всеми видами и подвидами примыкающего к ним интеллигентного труда. Эта группа очень широка по своему составу, ее удельный вес превышает все остальные группировки. Сталин в свое время назвал ее «профтехнической интеллигенцией» и, будучи уверенным в своем господстве над нею, протежировал ее развитие.
Таковы две главные группы, вернее два основных слоя современной подсоветской интеллигенции. Какова же их политическая настроенность? Относительно первой мы можем дать совершенно ясный и определенный ответ: будучи полностью связанной, слитой с советским режимом, составляя его живую силу и существуя за его счет, эта группа всецело разделяет его жизненные интересы и не имеет отдельных от него целей. Она никогда не пойдет против него. Возможны лишь некоторые вариации ее политического поведения, как например, сталинец и антисталинец, троцкист или иной уклонист и т. д. Пределом этих вариаций может стать и, вероятно, станет по свержении коммунизма – солидаризм, что совершенно правильно учитывает руководство НТС и строит свою работу на привлечении к себе именно этой группы, рассчитывая на нее, как на свою базу в освобожденной России. Военная и послевоенная (вторая) эмиграция уже дали достаточное количество представителей этой группы. Они ярки и заметны. Имен называть не стоит, но следует отметить, что их число в составе новой эмиграции незначительно. Их сила в привычке к организованности, в обладании методами борьбы и командования.
