Люди в погонах - [15]

В квартире матери тоже все осталось почти по-прежнему. В передней стояла деревянная вешалка с тремя змеиными головами. Раньше, когда был жив отец Наташи, он питал особенное пристрастие к этой резьбе, часто протирал ее, смазывал каким-то маслом, иногда покрывал лаком. Наташа погладила змеиные головы и прошла дальше.

В столовой она увидела тяжелый круглый стол под пестрой бархатной скатертью, полумягкие стулья, шкаф, кожаный диван и дубовую этажерку с книгами.

Наташа остановилась возле этажерки. Здесь лежали ее учебники с портретами знаменитых ученых: Пирогова, Сеченова, Павлова. Сохранился даже школьный круглый пенал с набором коротеньких карандашей. Рассматривая все это, Наташа не слышала ни шума детей, ни вопросов матери. Она очнулась только тогда, когда Анастасия Харитоновна взяла ее за руку и повела в спальню.

— Это для вас, — объявила она, показав рукой в сторону двух детских кроваток. Их раньше не было. Наташа вздохнула от счастья и, притянув к себе мать, поцеловала.

Потом они сидели за столом и пили чай с клубничным вареньем и душистыми тульскими пряниками. И все время говорили. Хотелось сразу обо всем расспросить, все узнать, рассказать. Наташа смотрела на совершенно побелевшие волосы матери и удивленно качала головой:

— Как ты постарела.

— Постареешь, — жаловалась Анастасия Харитоновна. — Я два месяца работать не могла, когда ты уехала. Все подушки были в слезах. Шутка ли, единственную дочь отправить на край света. Рассудка лишиться можно.

— Ой, ну какая ты, мама! Я же говорила: не успеешь соскучиться, приеду. Говорила ведь?

— Говорила, говорила. — Мать и плакала, и смеялась, и готова была уступить во всем ради такой дорогой встречи.

В эту ночь Наташа не могла заснуть. Проходившие у Петровских ворот трамваи то и дело высекали из проводов голубоватые искры, а ей казалось, что над крышами разрывают небо грозовые молнии. Тут же возникло желание побегать, как в детстве, под дождем, пошлепать по лужам босыми ногами. «Как все-таки хорошо возвращаться в Москву после долгой разлуки с ней, — подумала Наташа. — Я, честное слово, счастливее других».

На следующий день, оставив детей матери, Наташа отправилась бродить по Москве. Ей хотелось поскорей увидеть родные места, походить по асфальтовым тротуарам, посидеть на решетчатых скамейках. Вначале она отправилась к Большому театру. Долго стояла перед фасадом, смотрела на чугунных коней, на высокие колонны. К этим колоннам она бегала еще девочкой и всегда ощупывала руками их прохладный камень. Сейчас ей тоже хотелось дотронуться до колонн, ощутить ласковое дыхание шероховатого камня.

От Большого театра Наташа пошла к Красной площади, полюбовалась Кремлевскими башнями с рубиновыми звездами, мраморными плитами Мавзолея, витыми куполами собора Василия Блаженного. Оттуда направилась по улице Горького, восстанавливая в памяти все, что было связано с этими до боли родными местами.

А через несколько дней после бурной радости неожиданно навалилась неприятность. Как-то утром, надев шляпку с вишенками, Наташа отправилась в милицию, чтобы прописаться. Полный пожилой мужчина полистал медленно ее паспорт и вернул с холодными словами:

— Не можем.

— Почему? — спросила Наташа удивленно.

— Нет оснований.

— Почему нет? Я же здесь выросла, потом выехала с мужем, а теперь вернулась.

— Зачем вернулись? — тоном следователя спросил полный мужчина.

Наташа ответила не задумываясь:

— Мужа переводят в Москву, вот и...

— Дайте документ, гражданочка.

Она приоткрыла сумочку, достала справку, в которой было написано: «Мельникова Наталья Мироновна является женой подполковника Мельникова Сергея Ивановича». Полный мужчина прочитал справку и, глядя куда-то в сторону, сказал с прежним равнодушием:

— Из этого документа не видно, что мужа вашего переводят или перевели в Москву.

— Но вы поймите, — доказывала Наташа волнуясь, — зачем же мне ехать с детьми в такую даль, если муж останется на Дальнем Востоке?

— Не знаю, гражданочка, вам виднее.

— Что же мне делать?

— Тоже не знаю.

Наташа вздохнула и вышла. По дороге домой она вспомнила про другую справку, полученную в больнице перед отъездом с полуострова Дальнего. В ней говорилось, что врач Мельникова уволена с работы в связи с переводам ее мужа на новое место службы. Вспомнила и почти побежала, обгоняя людей. Без передышки поднялась по лестнице на третий этаж, отыскала в чемодане свернутую вчетверо бумагу и заторопилась обратно.

Все тот же толстяк взял у нее новую справку, пробежал привычным взглядом по мелким строчкам и удивленно пожал плечами:

— Опять, гражданочка, не то.

— Я не знаю, чего вы хотите от меня? — полыхнула Наташа, готовая повысить голос.

— Мы ничего не хотим, — пояснил толстяк, не поднимая взгляда. — Это вы хотите прописаться, а я разъясняю, что представленные вами документы не дают юридического права...

— Так что же? — перебила его Наташа. — Прикажете уехать из Москвы?

— Как хотите.

Боясь расплакаться, она спрятала оправку в сумочку и вышла из помещения. Она долго стояла у двери, обдумывая, что делать, потом решила: «Надо успокоиться и поговорить с мамой».

Когда Анастасия Харитоновна пришла с работы, Наташа рассказала ей все подробно и как можно спокойнее.