Люди среди людей - [45]

И все-таки одиннадцать дней в Англии не пропали даром. Николай Иванович сел в поезд Лондон - Париж с приятным чувством хорошо поработавшего человека: все свободные дни он провел в превосходных библиотеках министерства колоний и Британского музея - читал «африканскую» литературу. Чемодан его полон справочников, географических карт и… рекомендательных писем. Есть даже письма от лордов - Холл и Рассел постарались: авось помогут въехать в Египет и Судан.

В Париже все началось сначала. Полпред Л. Б. Красин убежден: получить разрешение на въезд во французские колонии не удастся. В горном Марокко восстали риффы, в Сирии бунтует племя друзов. В такой обстановке французы ни за что не пустят советского гражданина в свои владения. Мрак безнадежности навис над экспедицией. Почтовая открытка, которую Николай Иванович адресует в Ленинград, почти символична: «Начал хлопоты, пока ничего в волнах не видно». А на обороте - Париж, снятый с вершины средневекового собора. Вечер. Город тонет во тьме. И только козлобородое, хитро осклабившееся чудовище, одна из каменных химер Нотр-Дам, четко вырисовывается на фоне гаснущей зари. Неужели и впрямь едва начатая поездка кончится ничем? Палестины и Кипра, куда его впускают англичане, совершенно недостаточно, чтобы понять сложную историю средиземноморского растительного узла. Главное - Африка, Сирия…

Вавилов обращается к друзьям. Он едет к Августу Шевалье, крупнейшему ботанику Франции. Потом в Пастеровский институт - там среди учеников и друзей покойного И. И. Мечникова издавна живут симпатии к русской науке. Его везде встречают как друга. Все готовы помочь исследователю. Однако Шевалье - будущий академик, - директор Лаборатории прикладной ботаники, настроен скептически. Ему кажется, что по-настоящему сдвинуть дело с мертвой точки может только один человек: самая энергичная женщина в мире - госпожа де Вильморен. Если она убедится, что советскому ботанику и растениеводу действительно необходимо посетить Алжир, Тунис, Марокко и Сирию, тогда… О, эта женщина может все!

Госпожа де Вильморен личность и впрямь незаурядная. По-. томок нескольких поколений селекционеров, представитель семьи, которая почти сто лет назад основала в Париже ныне всемирно известную семенную фирму, глава этой фирмы, она и сама недавно совершила с научными целями кругосветное путешествие. Перед первой мировой войной Вавилов несколько недель работал в лабораториях Вильморенов. Теперь он едет туда в качестве просителя. От этого визита зависит многое. Он вкладывает в свою речь весь пыл ученого, которого лишают возможности довести до конца волнующее исследование, всю горячность путешественника, которого на полпути к открытию останавливают сети чиновной паутины. И, конечно, он произносит свое любимое: «Жизнь коротка, мадам, откладывать по-, ездку невозможно. Надо спешить…»

Мадам слушает внимательно. Она согласна. Более того, она убеждена: месье Вавилову надо посетить французские владения в Африке и Азии. В ближайшие двое суток она будет беседовать с президентом Пуанкаре и премьер-министром Брианом. Попытается убедить их, что советский профессор не намерен заниматься большевистской пропагандой.

О визе в Египет Николай Иванович толкует с сотрудниками Пастеровского института. Он здесь отнюдь не случайный гость: директор Ру и профессор Безредка не забыли его работ по иммунитету растений, посвященных творцу учения об иммунитете И. И. Мечникову. Ботаник, врач и иммунолог напрягают свои дипломатические способности, и на свет является довольно оригинальный план. Решено повлиять на египетское правительство через банкира Моссари, который лечится сейчас в Пастеровском институте. Кстати, брат Моссари - известный египетский агроном. Всесильный богач тут же соглашается хлопотать за русского ученого. Он убежден, что по его рекомендации визу дадут даже большевику. Но ему нужно время: месяц-другой. Ну что ж, пусть так. В крайнем случае визу можно будет получить и в дороге, путешествуя по другим странам.

Через два дня телефонный звонок от мадам Вильморен: «Мой друг, вам разрешено ехать туда, куда вам угодно». Николай Иванович едет на Кэ д'Орсэ, в министерство иностранных дел Французской республики. Он полон сомнений. Неуверенность в благополучном исходе нарастает, пока он ходит по кабинетам министерства, а затем и префектуры. Несколько часов продолжается странная возня: чиновники требуют дополнительные справки, никто не хочет верить, что советскому гражданину действительно разрешено пребывание в бунтующих французских колониях. И вот почти недостоверный факт - паспорт с четырьмя визами в кармане. Можно ехать в Марсель, садиться на пароход и плыть к берегам Африки. Последние визиты - к мадам Вильморен, в Пастеровский институт, к Шевалье.

Этот союз не раз потом помогал русскому собрату: «Многократно в наших путешествиях мы могли воочию убедиться, что значит в науке интернационализм, - писал Вавилов. - Достаточно, чтобы знали вашу работу, сколько-нибудь ценили ее, достаточно вам заблаговременно списаться - и вы желанный гость, вам обеспечена огромная помощь, какую только может оказать самый близкий друг». Такими искренними, бескорыстными друзьями показали себя впоследствии Ацци и Мунератти, ботаники из Италии, испанский ученый профессор Креспи, агроном из Палестины Эйг. Но особенно сердечно принимали Вавилова в Африке. Семидесятипятилетний француз, интродуктор Трабю, в течение сорока лет обогащавший флору Алжира, профессор Бёф - крупнейший исследователь культурных растений Туниса, доктор Мьеж - директор опытной станции в столице Туниса Рабате открыли перед русским растениеводом свои гербарии, одарили его образцами семян, литературой, организовали ему поездки в глубь страны.