Люди среди людей - [46]

Но даже самое дружелюбное отношение коллег не могло избавить путешественника от ярости африканского лета. Более неподходящего времени для экспедиции в Западную Африку нельзя было придумать. «В июле, - заметил при первой встрече профессор Трабю, - в Сахару едут только оголтелые или по крайней нужде». Вавилова Трабю, очевидно, отнес к первой категории. Русский ботаник сошел в порту Алжир 1 июля. И сразу пожелал двинуться в Сахару: раздумывать было некогда, через несколько дней солнце сожжет в оазисах последние признаки зелени. Надо спешить. И тут Луи Трабю, суровый старик с лицом, как будто сошедшим с медали (кстати сказать, чествуя своего великого интродуктора, соотечественники выбили в его честь медаль), показал себя настоящим другом. Он не мог сопровождать советского гостя, но познакомил его со своим будущим преемником профессором Дюсселье, распорядился о транспорте и даже разработал наиболее интересный для растениевода маршрут по Алжиру.

Воспоминания Вавилова о поездке в Сахару выглядят довольно буднично. Автор не забывает, правда, упомянуть о широких автомобильных шинах, предназначенных для преодоления песков; о финиковых пальмах в оазисах, целом лесе пальм с пудовыми гроздьями ярко-желтых плодов; о местных пшеницах. Но из памяти его начисто выпал эпизод, который произвел зато неизгладимое впечатление на французов. Через несколько лет в Париже советский ученый профессор П. М. Жуковский услышал из уст академика Августа Шевалье совсем другую версию поездки в Сахару:

«Будучи в гостях у Дюсселье в Алжире, Вавилов попросил машину и пригласил одного из ассистентов сопровождать его по Сахаре. Молодой человек был в восторге, предвкушая поездку в такой компании. Через несколько дней весьма потрепанная машина остановилась у подъезда дома Дюсселье, из нее, приветствуя хозяина, выскочил Вавилов, смеющийся, бодрый. Когда же Дюсселье заглянул на заднее сиденье машины, то обнаружил полумертвого своего ассистента, с пепельно-серым лицом, не способного подняться. Пришлось внести его в квартиру на руках».

В глазах европейских и африканских коллег русский растениевод остался фигурой почти легендарной. Но самому Николаю Ивановичу скитания по пустыне большого удовольствия не доставили. «Кланялся от Вас Сахаре, - писал он П. П. Подъ-япольскому. - Она мне не очень приглянулась. Не люблю ни моря, ни пустыни. Первого боюсь, а пустыня пуста». Иначе и не мог увидеть выжженную Сахару человек, влюбленный в зеленый покров земли. И тем не менее пустыням Вавилов уделил едва ли не половину времени, отведенного на изучение Западной Африки. «Пересек на автобусе (540 верст) все Марокко, вдоль Атласских гор, - сообщает он сыну. - Температура была градусов до 52 в тени. Губы начали трескаться от жары». В Тунисе маршруты его снова проходят по Сахаре. Этого требует дело. Надо собрать в оазисах как можно больше образцов местной твердой пшеницы, а также той своеобразной мягкой, с толстой соломиной и мощным колосом, которую веками создавало здешнее население. Урожай хлебов, правда, давно убран, но профессор считает, что для пользы дела не стыдно обдирать со стен те пучки колосьев нового урожая, которыми местные земледельцы украшают свои жилища.

Снова поезд, автомобиль, верховые лошади… Путешественник держит путь на запад - через старинные арабские города Тиарет, Фес, Рабат в Касабланку, что лежит на берегу Атлантического океана. Отсюда верхом в горы Атласса, к оазису Mapракеш. В горных районах Алжира и Марокко - неожиданность: вместо грязноватых плоских жилищ арабов-земледельцев - целые поселки чистеньких домиков с черепичными крышами. Здесь живут кабилы, люди неизвестного происхождения. На хорошо возделанных полях кабилов для растениевода все полно загадок. Бобы, чечевица резко отличаются от средиземноморских видов. Семена кабильских бобовых темны, мелкоплодны, похожи на те, что Вавилов встречал в Персии, Афганистане, в Советской Средней Азии. Какие давно забытые походы занесли в горы Северной Африки извечно азиатский набор земледельческих культур? Тайна.

Да и внешний вид самих кабилов поражает: они более всего похожи на жителей Узбекистана. От арабов отличаются и их язык, и нравы, и обычаи…

В Марокко и Атласских горах зрелище полей, поселков, язык местных обитателей снова тревожат воображение ученого. Теперь перед ним берберы. Снова черепичные крыши, хорошо ухоженные посевы, культура, не похожая на примитивное земледелие арабов.

Может быть, ботанику и ни к чему задумываться о таинственных путях цивилизаций, но для Вавилова прошлое человечества - область самых волнующих размышлений. В Атласских горах на полях берберов он задумывается об Атлантиде. Может быть, древняя легенда все-таки имеет что-то за собой? Во всяком случае, в глубине Северной Африки путешественник чувствует влияние каких-то чужих цивилизаций. Поиск исторических причин, по которым сохранились одни цивилизации и погибли другие, Вавилов продолжает в Сирии, в Палестине, в Греции, в Испании. Судьбы древних, пришедших в упадок народов занимают его ум. В арабских странах (в том числе в Северной Африке) ему нелегко «ощутить высокую арабскую культуру, создавшую бессмертных географов, арабское искусство, мавританский стиль». Так же и в Греции «трудно было понять, как современные торгашески настроенные Афины, занимающие в смысле культуры ничтожное место, некогда стояли в передовой шеренге культур».