Люди переменились - [73]
— Ладно. Знаем мы их! — подтолкнул ее Иван Портной.
— И ты, Иван, не тем путем пошел. Не доведет он тебя до добра.
— Ладно, ладно, поменьше разговаривай! Прибереги слова для следствия.
В окне показалась Тотка. Встретив взгляд Митю Христова, она не покраснела, как раньше, и не отвернулась. Митю поразило несоответствие между ее миловидным лицом и полным телом, и он сощурил глаза. «Ишь разнесло, как бочка стала! Хорошо, что я не связался с ней», — подумал он, догоняя своих товарищей.
Вагрила шла, опустив голову, не желая видеть любопытные взгляды соседей, стоящих у калиток.
— Гергана что ли поймали? — говорили они.
— Почему ее забирают?
Силы вдруг оставили ее и она горько заплакала.
— Поплачь, поплачь, пусть и наши дети увидят до чего они родителей доводят. Пусть им неповадно будет…
«Ожесточились людские сердца», — подумала Вагрила, чувствуя, что надо собраться с силами для предстоящих испытаний. Она шла с опущенной головой, но уже не плакала.
От правления общины направились к городу. Вагриле и присниться не могло, что она когда-нибудь будет идти так, конвоируемая полицейскими. Хотела было попросить полицейских, чтобы повели ее напрямик, через лес, но не решилась. «Да что им, нарочно сделают наперекор, да еще и посмеются», — подумала она и пошла быстрее. Что могут ей сделать? Убить? Но это ее не пугало. Лишь бы поменьше людей попалось ей навстречу…
Подходя к воротам участка, Вагрила окинула взглядом поток спешащих куда-то прохожих и вошла в утоптанный, как гумно, двор. На крыльце стряхнула с ног пыль. В темном коридоре на Вагрилу пахнуло сырым, затхлым воздухом, и она робко огляделась по сторонам.
— Входи! — вздрогнула она, услышав голос полицейского. Она вошла в кабинет. За отливающим лаком письменным столом сидел поседевший, но не старый еще человек, с наружностью учителя. Из-под рукавов его кителя выглядывали белые манжеты. Его приветливый вид немного успокоил Вагрилу.
— Сядьте!
Вагрила робко присела на кончик мягкого стула. Напротив сидела женщина, попыхивая сигаретой. Встретив взгляд Вагрилы, она одернула короткую юбку и еще больше задымила сигаретой, словно хотела укрыться за завесой дыма от глаз арестованной крестьянки. «Где-то я ее видела», — промелькнуло в голове у Вагрилы.
— Где твой сын? — обратился к ней начальник.
— Всякого встречного спрашиваю об этом.
Она знала, что будет говорить правду, только о Мишо и Стояне ничего не скажет, и ждала, что еще спросит начальник.
— Кого снабжала хлебом?
— Целый месяц из дому не выхожу. Соль и керосин соседи покупают.
— Муж твой где?
— Во Фракии[11] на заработках.
— Кому же ты все-таки передала хлеб? — не унимался начальник.
— Никакого хлеба я никому не давала.
— Продолжаешь стоять на своем?
— Говорю, что знаю.
Начальник подошел к ней и она невольно вдохнула приятный запах его новой одежды. Скривив тонкие губы, он показал рукой.
— Видишь эту машинку?
Она не знала, что это орудие пытки, но спросила:
— Убьет?
— Может и убить.
— Смерть легче мучений.
— Суд тоже может приговорить к смерти.
— За что же меня судить?
— За то, что сына в лес пустила.
— Тоже придумали — матерей судить за вину сыновей. Да ежели бы я ведала, что он в лес уйдет…
— Хватит болтать!
Начальник быстрыми шагами подошел к столу и несколько раз нажал кнопку звонка.
В комнату вошел человек в штатском. Он был аккуратно одет, гладко причесан. Вагрила не испугалась его. Штатский даже не спросил, зачем его вызвали. Размотав, присоединенные к машинке провода, он подозвал Вагрилу и сунул ей в руки их оголенные концы. Она спокойно взяла их. Спустя мгновенье концы проводов словно вонзились в ладони. Она хотела бросить их, но не смогла. Сотрясаемая дрожью, попыталась сказать что-то, но только простонала и, как будто споткнувшись, упала, скорчилась на ковре…
Через некоторое время она открыла глаза. Блестящие концы проводов лежали рядом с ее руками. Приятное, как сон, мгновение забытья прошло, она встрепенулась, подумав, что неприлично лежать так на ковре, и быстро встала. Ноги подкашивались, и она ухватилась за стул, на котором недавно сидела.
— Встать прямо! — вскричал начальник.
Вагрила взглянула на свои ладони, словно боясь, что испачкала дорогую обивку стула. Человек в штатском приблизился к ней и тяжелым кулаком ткнул ее в лицо. Из рассеченной губы потекла струйка крови. Вагрила даже не вытерла ее.
— Где твой сын?
— Не знаю.
Человек в штатском, стиснув зубы, снова ее удалил. Вагрила покачнулась.
— Где сын?
— Не знаю.
Снова удары и снова вопросы:
— Где твой сын?
— Не знаю.
Начальник был раздражен ее упорством.
— Может, она действительно не знает, — заметила женщина.
Вагрила смахнула пот, заливавший ей глаза и взглянула на нее.
— Где-то я тебя встречала…
— В первый раз тебя вижу… Значит, вырастила сына и послала его в лес на погибель. А самой тебе умереть не страшно?
Лесева поморщилась, словно подавляя подступившую к горлу тошноту. Пухленький подбородочек ее задрожал, и Вагрила вдруг узнала ее.
— На базаре ты куру у нас купила. Еще парнишка наш отнес ее тебе домой.
— Не помню.
— И у вас, наверное, есть дети, вы меня поймете.
— Замолчите! — махнула на нее рукой Лесева.
Книга посвящена 70-летию одной из самых успешных операций Великой Отечественной войны — Ясско-Кишиневской. Владимир Перстнев, автор книги «Жаркий август сорок четвертого»: «Первый блок — это непосредственно события Ясско-Кишиневской операции. О подвиге воинов, которые проявили себя при освобождении города Бендеры и при захвате Варницкого и Кицканского плацдармов. Вторая часть — очерки, она более литературная, но на документальной основе».
Сильный шторм выбросил на один из островков, затерянных в просторах Тихого океана, маленький подбитый врагом катер. Суровые испытания выпали на долю советских воинов. О том, как им удалось их вынести, о героизме и мужестве моряков рассказывается в повести «Десять процентов надежды». В «Памирской легенде» говорится о полной опасностей и неожиданностей пограничной службе в те далекие годы, когда солдатам молодой Советской республики приходилось бороться о басмаческими бандами.
Роман «Одержимые войной» – результат многолетних наблюдений и размышлений о судьбах тех, в чью биографию ворвалась война в Афганистане. Автор и сам служил в ДРА с 1983 по 1985 год. Основу романа составляют достоверные сюжеты, реально происходившие с автором и его знакомыми. Разные сюжетные линии объединены в детективно-приключенческую историю, центральным действующим лицом которой стал зловещий манипулятор человеческим сознанием профессор Беллерман, ведущий глубоко засекреченные эксперименты над людьми, целью которых является окончательное порабощение и расчеловечивание человека.
Один из ветеранов Коммунистической партии Чехословакии — Р. Ветишка был активным участником антифашистского движения Сопротивления в годы войны. В своей книге автор вспоминает о том, как в 1943 г. он из Москвы добирался на родину, о подпольной работе, о своем аресте, о встречах с несгибаемыми коммунистами, которые в страшные годы фашистской оккупации верили в победу и боролись за нее. Перевод с чешского осуществлен с сокращением по книге: R. Větička, Skok do tmy, Praha, 1966.
В этой книге – взгляд со стороны на события, которые Анна Франк описала в своем знаменитом дневнике, тронувшем сердца миллионов читателей. Более двух лет Мип Гиз с мужем помогали скрываться семье Франк от нацистов. Как тысячи невоспетых героев Холокоста, они рисковали своими жизнями, чтобы каждый день обеспечивать жертв едой, новостями и эмоциональной поддержкой. Именно Мип Гиз нашла и сохранила рыжую тетрадку Анны и передала ее отцу, Отто Франку, после войны. Она вспоминает свою жизнь с простодушной честностью и страшной ясностью.
Повесть «Сорок дней, сорок ночей» обращена к драматическому эпизоду Великой Отечественной войны — к событиям на Эльтигене в ноябре и декабре 1943 года. Автор повести, врач по профессии, был участником эльтигенского десанта. Писателю удалось создать правдивые, запоминающиеся образы защитников Родины. Книга учит мужеству, прославляет патриотизм советских воинов, показывает героический и гуманный труд наших военных медиков.