Люди переменились - [71]

— До свидания, — кивнул Здравко.

— Теплые носки-то хоть есть? — ятачка посмотрела на ноги Гергана и сунула ему в руки пару. — Мужнины.

Снег скрипел под ногами, и шаги звонко отдавались в тишине улицы. Женщина подождала, когда они скроются из виду, и вернулась. На нее пахнуло приятным теплом кухни, и она снова подумала о парнишке, которого она обидела своим недоверием.

Мрак складками залег среди холмов. Впереди черной стеной тянулся лес. В небе мерцали звезды.

Герган шел ссутулясь, чувствуя себя виновным.

Здравко остановился и засвистел, подавая условный сигнал. Вспоров таинственную тишину леса, прозвучал ответный сигнал. Здравко и Герган быстро пересекли ложбину. Навстречу им вышел высокий партизан.

— Следов не оставили?

— Постарались.

— А, новенький, здравствуй! Я — Гената.

Герган переступал с ноги на ногу.

— Ну, ступай вперед, я тут хозяин, а ты вроде гостя, так что по протоколу. — И он пропустил Гергана вперед.

— Мы всех принимаем. И сотня человек разом придет — всем дела хватит. Так что и тебе достанется.

— Вот и хорошо! — улыбнулся Герган.

Гената опустил за собой крышку люка и зажег спичку.

— Новенький, — представил он Гергана.

Герган, улыбаясь, пожимал руки партизанам.

— Быстро гольфы-то продрал!

— Были новые, когда к вам пошел.

— Сразу видать, лазил через плетни. Пока не победим, все закоулками ходить будем. Прямые дороги нам заказаны, — говорил низенький полный партизан..

— Вот твое место. Ложись и набирайся сил; иными словами — спи! — сказал Гената.

Еще одна спичка вспыхнула во мраке землянки, и Герган быстро оглядел ее. Влажные стены, низкий потолок и грубо сколоченные дубовые нары. Герган лег на свое место, взволнованный мыслью, что он теперь партизан. Полежав некоторое время, Герган припомнил о том, с каким аппетитом Здравко ел хлеб с салом. Почувствовал, что очень проголодался, но попросить хлеба не решился.

— Не ворочайся, тепло разгоните! — прозвучал голос Генаты.

Герган лежал прижавшись к чьей-то теплой спине, с нетерпением дожидаясь утра.

*

Было уже совсем темно. Герган и Владо, притаившись за плетнем, выжидали пока пройдет запоздалый прохожий.

— Пошли! — прошептал Владо.

Герган встрепенулся, отгоняя воспоминания, которые нахлынули при виде родного дома. Два месяца он только снился ему. Припомнил, что командир приказал ему быть осторожным, и с какой-то распирающей грудь гордостью сжал рукоятки двух пистолетов, подобно гайдукам, о которых он читал в книгах. Оглядываясь, пошел через двор. Посмотрели бы сейчас родители, каким он стал. Обрадовались, гордились бы. Он выпрямился во весь рост.

— Тише! — шепнул Владо.

Герган пригнулся, но мысли его были все те же: ему хотелось, чтобы его видели, чтобы им гордились мать, отец. Этого он желал сейчас больше всего.

Подойдя к двери, он прислушался и медленно нажал ручку. «Никогда раньше не запирали», — подумал он и дрожащими от возбуждения пальцами забарабанил по стеклу окна.

— Кто там? — послышался дрожащий голос отца.

— Я.

— Кто ты?

— Герган!

— Нет его дома.

— Я — Герган. Пришел повидаться.

Дверь скрипнула и в открывшейся щели показалось радостно взволнованное лицо его отца.

Герган, улыбаясь шагнул к нему.

Отец, придерживая кальсоны, разглядывал сына.

— Это ты? — вышла одетая еще мать.

Герган протянул было руки, чтобы обнять ее, но она отпрянула от него.

В окно струился звездный свет, и Герган подошел к нему, чтобы его лучше видели. Мать сердита, но она всегда понимала его. Поймет и сейчас.

Вагрила присела на кровать.

— Ну, как, дошел до конца своего пути?

— Конец нашего пути — это победа народа, мама.

Вагрила помотала головой, как бы отмахиваясь от этих слов.

— Опозорил ты нас, опозорил на всю жизнь! Слава богу, хоть недолго жить-то осталось! Целый месяц в лавку не хожу, прячусь ото всех, как сова.

— Мама, не срами меня! — Герган поглядел на Владо и развел руками, как бы извиняясь перед ним за мать.

— Перед кем же это? Ведь и он, как и ты, опозорил свой дом, — она сердито глянула на Владо, и тут же отвернулась.

— Говорит по своему разумению, — попытался успокоить Владо Гергана, который уже сжал кулаки.

— Да, худо ты поступил, сынок, — шептал отец, — ну уж не воротишь!

— Мама, ты должна гордиться… Ты слышала о бабушке Тонке?

— Знаете нашу слабость, вот и делаете с нами, что хотите. В огне мы сейчас горим.

— Мама, я пришел повидаться. Не беспокойся, видишь — жив и здоров.

— Поздно уже беспокоиться! Иди себе путем, который выбрал.

— По два пистолета носите? — спросил отец.

— По два, — ответил Герган, обрадовавшись, что наконец заметили это.

— Как гайдуки, — продолжал отец. — Если откажет один, стреляешь из другого.

Герган, задохнувшись от радости, только молча кивал головой.

Могла ли Вагрила не взглянуть на сына? Зачем он пришел?.. Снова тревоги, снова страх и новые надежды…

— Господи! — простонала она, закрыв лицо руками, повалилась на кровать.

— Мама! — взял ее за плечи Герган. — Не плачь!

— Оставь меня! — поднялась Вагрила, вытирая брызнувшие слезы.

Партизаны собрались уходить.

— Мама, товарищи придут к тебе за продуктами.

Вагрила подумала о чем-то, но не ответила.

— До свидания! — поцеловал ей руку Владо.

Она вышла вслед за партизанами, все время думая, что сказать сыну на прощанье.