Люди ПЕРЕХОДного периода - [26]
— Погоди, — не врубился я в последние слова поводыря, ответственного за мою прописку на первом обороте, — это где ж ты там хороший смысл нашёл, на усиленном-то режиме? Ты чего, сидел, что ли, в той жизни? Отбывал, может, ненароком?
Я задал этот вопрос, вполне невинный и довольно предсказуемый в смысле ответной реакции, и порадовался собственной шутке: получилось и легко, и воздушно, и с долей милого юмора, неизменно цементирующего компанию малознакомых людей на почве общих пристрастий или схожих бед. Однако такую реакцию посланников на моё глуповатое предположение я предугадать не мог, поскольку была она сколь неожиданной, столь и обескураживающей.
— Обои отбывали, — пасмурно, одновременно за себя и за брата, отозвался Паша, — восьмёру тянули, на усилке́, натурально, на Краснокаменке. А после ещё и пятёру прицепили нам, за ничего, по сути, за фу-фу. От вердикта ихнего вплоть до самого Прохода чалились, да только маранули нас, типа, кореша свои же, гнойняки обои оказались; мы попервоначалу почти что родаки с ними сделались, а после прочухались и резво расканались, за шармак, что эти пидоры косячные учудили, вообще без макитры. А шнопа́ не въехала, на дурняк ихний повелась, на бота́ло хе́рово. Ну мы кипишну́ли, не удержались, прикинули, хватит, мол, дрочить судьбу, колонём уродов, и ваша не пляшет — готов на жопу забожи́ться?! А вышло как в Польше, — последнюю фразу он промурлыкал, прикрыв глаза, — тот прав, у кого хер больше! Не мы их, а они нас маранули заместо Химика того.
— До́ смерти? — ужаснулся я такому непредвиденному развитию беседы в таком неподходящем для этого месте. — До́ смерти, спрашиваю, маранули вас товарищи эти, если я правильно понял из ваших объяснений суть этого ужасного события?
— Если б до смерти, мы б не тебя тут встречали теперь, а блатовали б щас под яблоней, в райской куще, что сразу за Входом с той стороны произрастает, — горько отшутился Петька.
— Или ж радикулит бы теперь себе грели в подполе у этой самой вертикали хе́ровой, — не менее печальным голосом не согласился с братом Павел, — кто ж теперь знает, куда б нам с братухой ещё повезло.
И вновь тему подхватил Пётр:
— У нас, понимаешь, ещё начиная с малолетки, всё не как у людей пошло, даже сюда нормально залететь не вышло, обязательно через параллельные эти, будь они неладны, и хрен после пересечёшься, как говорится, нету такой на свете арифметики, чтоб линии эти перекосячить меж собой, жизни и смерти. Это только говорится так, для припевочки, что параллельные прямые типа не пересекаются. Ну, а если они кривые, а не прямые? И при том же самом параллельные по всей своей кривизне — не думал про такое? — И сам же ответил за меня: — А без вопросов, где хочешь, там и перекрестятся, в любой точке смыкания, что с жизнью, что со смертью, что с той и другой сразу. Стукнутся друг об дружку, поцелуются, местами поменяются и дальше кривыми дорожками разбегутся, навроде как снова в свою прежнюю параллель.
— Видал синусоиду типа сердечного графика? — неожиданно в беседу снова влез архангел Паша, не удержав в себе жажды довести меня до самой сути. Заручившись моим согласным кивком, он продолжил Петрово ученье уже со своей братской стороны: — Вот возьми теперь и в мыслях своих поднеси их одна под другую, но чтоб только они равные были. И сам же увидишь — кривые-то кривые, а всё равно всё у них параллельно, как на кривом параде ровных войск. А потом — р-раз! — одна горбина выше другой сделалась, всё как в жизни. А после — два! — и обратно вернулась. Вот и захерачились одна об другую, а никто не заметил, потому как все только про прямые знают, а про кривые ни хера не думают. Так себе и запомни, парень!
Всё это время Петя думал уже о другом, не менее наболевшем, и, дождавшись финальной точки этой части разговора, продолжил прежнюю больную для себя тему:
— Это ж особая процедура, не для всех — говорю ж, редкий случай. Мочканули б нас как людей, по-людски б приморили, как честно заслуживших, так нет, надо тех от этих отделить, понимаешь, и всей лафе облом закорячить. — Он снова тяжело вздохнул, но не выпустил из себя воздух отдельно, а сразу же продолжил говорить, на выдохе: — Мы ж и теперь там чалимся, не откинулись ещё, но только уже как параллельный Паштет и параллельный Сохатый, нам срок-то ещё накинули, ну что вроде это не те паханские кореша нас на перья поставили, а сами же мы разбиралово затеяли, что они не дали нам как надо Химика попортить, Лиахима этого. Типа они же его и спасли от нас, а не наоборот. Ну а дальше — по совокупности и рецидиву, новый вердикт, несмотря что самих нас потом еле отлепили, так что, как говорится, было до смерти́нки обоим три перди́нки, — уточнил ситуацию Пётр, но тут же снова поправился: — В смысле, не «нам», а «им» — «тем» нам, а не «этим», — и энергично постучал себя кулаком в обтянутую хламидой впалую грудь.
От принудительно принятого сигнала у него ярко вспыхнула подсветка, и, ослеплённый этой внезапной вспышкой, я вздрогнул, зажмурил веки и перекрыл рукой лицо оболочки. Впрочем, брат Пётр быстро вернул себя к исходному состоянию и резким изгибом хребта отключил питание излишнего светового дурмана. Попутно пояснил:
Григорий Ряжский — известный российский писатель, сценарист и продюсер, лауреат высшей кинематографической премии «Ника» и академик…Его новый роман «Колония нескучного режима» — это классическая семейная сага, любимый жанр российских читателей.Полные неожиданных поворотов истории персонажей романа из удивительно разных по происхождению семей сплетаются волею крови и судьбы. Сколько испытаний и мучений, страсти и любви пришлось на долю героев, современников переломного XX века!Простые и сильные отношения родителей и детей, друзей, братьев и сестер, влюбленных и разлученных, гонимых и успешных подкупают искренностью и жизненной правдой.
Три девушки работают на московской «точке». Каждая из них умело «разводит клиента» и одновременно отчаянно цепляется за надежду на «нормальную» жизнь. Используя собственное тело в качестве разменной монеты, они пытаются переиграть судьбу и обменять «договорную честность» на чудо за новым веселым поворотом…Экстремальная и шокирующая повесть известного писателя, сценариста, продюсера Григория Ряжского написана на документальном материале. Очередное издание приурочено к выходу фильма «Точка» на широкий экран.
Трехпрудный переулок в центре Москвы, дом № 22 – именно здесь разворачивается поразительный по своему размаху и глубине спектакль под названием «Дом образцового содержания».Зэк-академик и спившийся скульптор, вор в законе и кинооператор, архитектор и бандит – непростые жители населяют этот старомосковский дом. Непростые судьбы уготованы им автором и временем. Меняются эпохи, меняются герои, меняется и все происходящее вокруг. Кому-то суждена трагическая кончина, кто-то через страдания и лишения придет к Богу…Семейная сага, древнегреческая трагедия, современный триллер – совместив несовместимое, Григорий Ряжский написал грандиозную картину эволюции мира, эволюции общества, эволюции личности…Роман был номинирован на премию «Букер – Открытая Россия».
Роман-триллер, роман-фельетон, роман на грани буффонады и площадной трагикомедии. Доведенный до отчаяния смертью молодой беременной жены герой-писатель решает усыновить чужого ребенка. Успешная жизнь преуспевающего автора бестселлеров дает трещину: оставшись один, он начинает переоценивать собственную жизнь, испытывать судьбу на прочность. Наркотики, случайные женщины, неприятности с законом… Григорий Ряжский с присущей ему иронией и гротеском рисует картину современного общества, в котором творческие люди все чаще воспринимаются как питомцы зоопарка и выставлены на всеобщее посмешище.
Свою новую книгу, «Музейный роман», по счёту уже пятнадцатую, Григорий Ряжский рассматривает как личный эксперимент, как опыт написания романа в необычном для себя, литературно-криминальном, жанре, определяемым самим автором как «культурный детектив». Здесь есть тайна, есть преступление, сыщик, вернее, сыщица, есть расследование, есть наказание. Но, конечно, это больше чем детектив.Известному московскому искусствоведу, специалисту по русскому авангарду, Льву Арсеньевичу Алабину поступает лестное предложение войти в комиссию по обмену знаменитого собрания рисунков мастеров европейской живописи, вывезенного в 1945 году из поверженной Германии, на коллекцию работ русских авангардистов, похищенную немцами во время войны из провинциальных музеев СССР.
Милейшие супруги, Лев и Аделина Гуглицкие, коллекционер старинного оружия и преподаватель русской словесности, оказываются втянуты в цепь невероятных событий в результате посещения их московской квартиры незваным гостем. Кто же он — человек или призрак? А быть может, это просто чей-то расчетливый и неумный розыгрыш?В этой удивительно теплой семейной истории найдется место всему: любви, приключению, доброй улыбке, состраданию, печали и даже небольшому путешествию в прошлое.И как всегда — блестящий стиль, неизменное чувство юмора, присущее автору, его ироничный взгляд на мир подарят читателю немало чудесных моментов.
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.