Люди одной крови - [5]

– Немчура, конечно, техникой богата. Танки непременно будут. А в ручей, он всё же не такой уж узкий, с ходу не полезут, тормознут. Вот тут их и бить надо будет. Из этих самых сап, которыми траншеи заканчиваются.

Поляков покрутил головой.

– Грамотно. Дай-то нам Бог.

– Вишь, прижало, и Бога вспомнил. Неверующий же.

– Неверующий. Но меня бабка в основном воспитывала. Незабвенная моя Екатерина Ермолаевна. Крепко верующая была. Та Бога часто поминала. Но, как говорила, не всуе.

– А родители что ж? Разбежались?

– Родители? Нет. Родители у меня в порядке. Только всё заняты очень были. То революцию делали, то промышленность восстанавливали, социализм строили. Ну а в последнее время Америку догоняли и перегоняли. Так что им не до меня было.

Любавин хмыкнул:

– Ну-ну.

Поляков посмотрел на запад, откуда супостат появиться должен был, и спросил Любавина:

– Товарищ майор, вот вы говорите немчура, а я на границе вроде с румынами воевал.

– Я тоже. А потом и немцы появились. Кто ж знает, какие у них тут дивизии воюют? Мне лично главное разведуправление об этом не докладывало.

Поляков вставил:

– Мне тоже.

– Ну вот. Последние, кого я видел, были немцы. Да нам хрен редьки не слаще. И тех и других бить надо.

Поляков согласился.

– И то верно. Будем бить, сколько силёнок наших хватит.

– Ты, Георгий, главное, не тушуйся. Все из мяса и костей сделаны. Только мы пожилистей. Сейчас они нас гонят, потому что их много. Много больше, чем нас.

А резервы подойдут – посмотрим, чья возьмёт. А чтобы резервов дождаться, мы должны их здесь придержать. Время нашим дать, понимаешь? Скоро мы их остановим, скоро. Пусть пока потешатся, пройдут вперёд. Обратно бежать дальше придётся.

– Тут главное, товарищ майор, чтоб не до Волги они тешились.

Любавин удивлённо посмотрел на него.

– Ты что, Георгий? Километров с сотню-то ещё, может быть, и отдадим. А там – вперёд, на Берлин. Не сомневайся.

А Жорка и не сомневался. Не мог он тогда знать, насколько пророческими были его слова насчёт Волги.

Фашисты появились на рассвете. Три мотоциклиста подъехали к самой воде, побалабонили что-то по-своему, погазовали, крутанулись у берега и рванули обратно.

– Это хорошо, – шепнул Поляков. – Не заметили. Любавин кивнул.

– Тем лучше. Жора, подтяни поближе пулемёты с флангов. Они беспечно, колонной к ручью подойдут. Вжарим хором, человек с полета сразу положим. А там видно будет.

– Ладно. Дай команду пулемётчикам. Пошли связных. – И громко: – Командиры рот, ко мне!

Поставил задачу:

– Огонь открыть только после пулемётчиков и не палить в небеса. Нам нужен только прицельный огонь. Патроны беречь. Неизвестно, сколько нам этот рубеж оборонять придётся. Может, трое суток, может, пятеро.

В заключение добавил:

– Всё, товарищи командиры. Привал закончился. Мы их сначала, конечно, шарахнем, как следует. Но не обольщайтесь. У них сейчас сила. А у нас Родина за плечами. Стоять насмерть. Нам и продержаться надо всего-то два дня. Вопросы? – И сам ответил: – Вопросов нет. Тогда по местам. К бою!

Ещё около часа ждать пришлось. Наконец появились. Шли нестройной колонной. Беспечно, как на пляж у себя дома. Каски на ремнях, ворот нараспашку. Болтают о чём-то.

Поляков дал бинокль Любавину.

– На, глянь. Видишь, жарко им. Погодите, гады, это ещё не жарко – жарко будет впереди.

Подпустили почти до самого ручья. Тут Поляков и дал команду:

– Огонь!!!

Пулемёты дружно рявкнули и застучали в четыре струи. Бойцы открыли огонь из винтовок. И понеслось! Фашисты беспорядочной лавиной бросились назад. А вслед им летели и летели пули. Смерть настигала бегущих по всему полю. Никто не подбирал раненых. Солдаты падали, вставали, бежали дальше, ползли на четвереньках, пытаясь укрыться от огненного смерча. Никогда за всё время войны не видел Поляков такого панического бегства противника. Такого ужаса, охватившего огромную массу людей. Избиение продолжалось, пока последний солдат не исчез за линией горизонта. Всё поле за ручьём было устлано вражескими телами.

Поляков снял фуражку, вытер струящийся ручейками пот со лба.

– Ну вот, товарищ майор. С первой победой. А то всё пятились да пятились. Теперь и они хлебнули. – Он сжал кулак, погрозил им в сторону неприятеля. – Помните, гады! Это только начало. Били вас и будем бить. Дайте срок.

Любавин вздохнул.

– Да, дали им прикурить на первый раз. Слишком уж они расслабились. Думали – им здесь Европа. Елисейские поля! Шалишь, брат. Но и нам расслабляться нельзя. Теперь они пойдут по всем правилам военного искусства. Такие, Георгий, дела. Я пройдусь по окопам, поговорю с командирами, с людьми. Пулемётчиков на места поставлю. А тебе надо в тыл. Отсюда боем не покомандуешь. Там место подготовлено. Связных возьми. Одного старшины твоего Серобабы мало будет. Всё-таки фронт обороны у нас метров с четыреста. И, сам понимаешь, это мы их только пугнули. Это, брат, только присказка была. Сказка будет впереди. Может, и с танками. Так что – не расслабляйся.

Он кивнул Полякову и, согнувшись в три погибели, двинулся по мелкой, не в полную глубину вырытой траншее на правый фланг. Полноватая, нескладная фигура с трудом протискивалась в узкой траншее, то и дело, цепляясь за её стенки. И тогда сухая земля тонкой струйкой осыпалась на гимнастёрку Любавина. Поляков смотрел ему вслед, и сердце сжималось: Жорке было жаль немолодого уже майора. «Тебе бы сейчас внуков нянчить. А ты тут по траншеям ползаешь. С другой стороны, что б я делал без тебя? Счастье, что такой человек в тяжкую пору встретился. Были б все такие там, наверху, не сидели бы мы сейчас в окопах в этой степи». Испугавшись этой мысли, тут же отбросил её прочь и двинулся по траншее в другую сторону. Подготовить людей к новому бою. Настоящему и жестокому.