Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима - [15]

Уже первый час дня (около 6–7 часов утра. — Прим. пер.), а свет неверный, словно больной. Дома вокруг трясет; на открытой узкой площадке очень страшно; вот-вот они рухнут. Решено, наконец, уходить из города; за нами идет толпа людей, потерявших голову и предпочитающих чужое решение своему;…нас давят и толкают в этом скопище уходящих. Выйдя за город, мы останавливаемся. Сколько удивительного и сколько страшного мы пережили! Повозки, которым было приказано нас сопровождать, на совершенно ровном месте кидало в разные стороны… Мы видели, как море отходит назад; земля, сотрясаясь, как бы отталкивала его. Берег явно продвигался вперед; много морских животных застряло в сухом песке. С другой стороны — черная страшная туча, которую прорывали в разных местах перебегающие огненные зигзаги; она разверзалась широкими полыхающими полосами, похожими на молнии…

Тогда тот же испанский знакомец (знакомый Плиния Старшего, приехавший к нему из Испании. — Прим. пер.) обращается к нам с настоятельной речью: „Почему вы медлите и не убегаете?“ Мы ответили, что не допустим и мысли о своем спасении, не зная, жив ли дядя. Не медля больше, он кидается вперед, стремясь убежать от опасности.

Вскоре эта туча опускается к земле и накрывает море. Она опоясала и скрыла Капри, унесла из виду Мизенский мыс. Тогда мать просит, уговаривает, приказывает, чтобы я убежал… Я ответил, что спасусь только вместе с ней; беру ее под руку и заставляю прибавить шагу. Она повинуется неохотно и упрекает себя за то, что задерживает меня.

Падает пепел, еще редкий. Я оглядываюсь назад: густой черный туман, потоком расстилающийся по земле, настигал нас. „Свернем в сторону, — говорю я, — пока видно, чтобы нас, если мы упадем на дороге, не раздавила идущая сзади толпа“. Мы не успели оглянуться — вокруг наступила ночь, не похожая на безлунную или облачную: так темно бывает только в запертом помещении при потушенных огнях. Слышны были женские вопли, детский писк и крик мужчин; одни окликали родителей, другие — детей или жен и старались узнать их по голосам. Одни оплакивали свою гибель, другие гибель близких; некоторые в страхе перед смертью молили о смерти; многие воздевали руки к богам; большинство объясняло, что нигде и никаких богов нет, и для мира это последняя вечная ночь. Были люди, которые добавляли к действительной опасности вымышленные, мнимые ужасы. Говорили, что в Мизенах то-то рухнуло, то-то горит. Это была неправда, но вестям верили. Немного посветлело, но это был не рассвет, а отблеск приближавшегося огня. Огонь остановился вдали; опять темнота, опять пепел, густой и тяжелый. Мы все время вставали и стряхивали его, иначе нас засыпало бы и раздавило под его тяжестью.

(…) Туман стал рассеиваться, расходясь как бы дымным облаком; наступил настоящий день и даже блеснуло солнце, но такое бледное, какое бывает при затмении. Глазам все еще дрожавших людей все предстало в измененном виде; все, словно снегом, было засыпано толстым слоем пепла. Вернувшись в Мизены и кое- как приведя себя в порядок, мы провели тревожную ночь, колеблясь между надеждой и страхом» (Там же, 20).

Везувий не часто проявлял свою мощь, но тем неожиданнее и потому опаснее были его извержения. Следующее зафиксированное извержение произошло в 203 г., в царствование Септимия Севера, — оно описано Дионом Кассием. Катастрофа, сравнимая по своим разрушительным последствиям с трагедией 79 г. н. э. и даже еще более сильная, повторилась и в 472 г., о чем упоминает Аммиан Марцеллин.

Все это, конечно же, были события чрезвычайные. Гораздо чаще люди античного мира страдали от такого бедствия, как наводнения.

Вдосталь снега слал и зловещим градом

Землю бил Отец и смутил весь Город,

Ринув в кремль святой грозовые стрелы

Огненной дланью.

Всем внушил он страх, не настал бы снова

Грозный век чудес и несчастной Пирры,

Век, когда Протей гнал стада морские

К горным высотам,

Жили стаи рыб на вершинах вязов,

Там, где был приют лишь голубкам ведом,

И спасались вплавь над залитым лесом

Робкие лани.

Так и нынче: прочь от брегов этрусских

Желтый Тибр, назад повернувший волны,

Шел дворец царя сокрушить и Весты

Храм заповедный…

Гораций. Оды, I, 2

Наводнения… В мифах, легендах, верованиях почти каждого народа одно из первых стихийных бедствий, постигших мир, — потоп. Но всегда оставались в живых те, кто должен был продолжить род людской: Ной и его семья, Девкалион и Пирра, да и не только люди, но и другие живые существа, которым предстояло вновь наполнить собой леса, горы, моря и реки. Несчастья эти насылали боги, разгневанные на человечество за какие-либо его прегрешения и желающие сурово предостеречь будущие поколения, заставить смириться перед могуществом высших сил. Предвестниками бедствия были сильные ветры; они сгоняли тучи, затем начинались долгие проливные дожди, моря и реки выступали из берегов; земля с ее высочайшими горными вершинами скрывалась под бурными волнами потопа:

И по широким полям, разливаясь, несутся потоки;

Вместе с хлебами несут деревья, людей и животных,

Тащат дома и все, что в домах со святынями вместе.

Если остался дом, устоял пред такою бедою