Люди – книги – люди. Мемуары букиниста - [52]

Шрифт
Интервал

Если «продаватель» попадался ненастырный и быстро уходил со своим журналом, то разговор на том и кончался. Но многих мой ответ не удовлетворял, и они начинали мне доказывать свою правоту. Вскорости мне все это надоело, и я просто выкладывала голую истину: «Не покупаем, потому что Горлит не разрешает». Вот эти слова действовали на людей магически: они тут же прекращали прения, забирали свои манатки и быстро удалялись «в сторону моря». Почему-то ни один из них так не поинтересовался тем, кто такой этот Горлит и с чем его едят. Редко-редко кто-нибудь из них спрашивал: «А почему не разрешает?» «Вот вы пойдите и у них спросите», – нахально отвечала я, прекрасно понимая, что никто никуда не пойдет и ничего узнавать не станет.

Этим самым Горлитом меня начали стращать с самого первого дня моего пребывания в магазине. Особенно меня запугивали некоей Васиной. Легенду об этом страшилище я слышала много раз, а увидела это пугало через много-много лет. Долгое время слова: «Вот придет Васина» или «Говорят, Васина к нам собиралась» повергали весь наш здоровый коллектив в трепет.

Вся эта история произошла в те времена, когда Хрущев проехался по художникам-абстракционистам, то есть лет за восемь до моего появления в магазине. Эта самая Васина была жертвой сталинских репрессий; она отсидела в концлагерях 17 лет (с 1937 по 1954 гг.), трижды пыталась бежать, её ловили и надбавляли срок. Несмотря на все ужасы подобного существования, она оставалась несгибаемой коммунисткой, преданной делу партии и советскому строю. Баба она была, конечно, простецкая, но крепкая и от природы здоровая. О таких наша Марина С. говорила: «Их железом оковать, двести лет проживут». Естественно, с интеллектом и образованием у этой дамы было туго. После освобождения и реабилитации эта самая Васина, уже достигшая пенсионного возраста, сама на себя возложила обязанности общественного инспектора при Горлите и начала шастать по букинистическим магазинам с целью выявления антисоветской литературы. Чем ей так особо досадили именно букинисты, не знаю. Вкусы и понятия у неё были самые кошмарные. Например, гравюры Рембрандта или картины Ренуара она называла «порнографией» («г» фрикативное). В нашем магазине она могла уличить нас в антисоветчине только в области картинок в книжках, потому что никаких иностранных языков она не знала.

В те времена, о которых идет речь, Александра Фроловна совсем недавно стала директором магазина. Заведующей отделом была Галина Андреевна, а товароведами – Елена Павловна и пожилая дама Груня Моисеевна, увидеть которую мне не пришлось. Я только слышала, что она много курила и нещадно дымила прямо в товароведке. После войны многие женщины курили. Так вот, услышав по радио и по телевидению о том, что Хрущев обрушился на художников-«педерасов», как он их обозвал, наши дамы среагировали правильно и быстро убрали из витрин и с прилавков книги художников-абстракционистов и сюрреалистов. Там были альбомы Пикассо, Клея, Брака, может быть, Магритта, хотя до этого они совершенно невозбранно стояли среди остальных книг по искусству. Собрав эти ставшие за одни сутки крамольными альбомы, наши дамы сложили их в комнате у Галины Андреевны повыше и от греха подальше. И вдруг нежданно-негаданно вваливается в магазин Васина, да, не одна, а в сопровождении какого-то чиновника из Горлита, и прямехонько топает в комнату Галины Андреевны к тому месту, где были сложены эти самые альбомы. Короче, составили они там акт или ещё что-то в этом роде, книги реквизировали, а Александру Фроловну, Галину Андреевну, Елену Павловну и Груню Моисеевну потом долго тягали то в горком партии, то ещё в какое-то столь же неприятное заведение. Кончилась вся эта мерзкая бодяга тем, что уволили на пенсию Груню Моисеевну. Так что с тех пор в товароведке никто не курил.

А остальные были так напуганы всей этой историей, что имя Васиной ещё долго произносили с оглядкой. С другой стороны, альбомы художников-абстракционистов пользовались огромным спросом, и мы их покупали, но продавали их из-под полы – только своим. Потом немножко поуспокоились и даже стали выставлять их в продажу, но в витрины не ставили. Наш же премудрый совет при магазине тоже не очень хорошо знал, что надо делать хотя бы с тем же Пикассо. Затем пришли к соломонову решению: если абстрактная живопись занимает в альбоме не более трети репродукций, тогда его можно класть на прилавок. Вот сиди и дели девятнадцать на три. Все понимали, что это бред сивой кобылы, а что было делать?

Полная чушь происходила и с художественной литературой. Вот, например, всем известный роман Маргарит Митчелл «Развеяно ветром». Прекрасный роман, услада женской души, который заодно знакомит нас с историей гражданской войны в США. Так вот, опять же – низ-зя! А почему? Да потому, что там все наши симпатии достаются проклятым рабовладельцам, а сам рабовладельческий уклад показан абсолютно патриархальным и даже привлекательным. Это все равно, как если бы кому-нибудь пришло в голову с любовью описать жизнь помещиков с их крестьянами при крепостном праве. У нас право на существование имел только роман Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома».


Рекомендуем почитать
Непокоренный. От чудом уцелевшего в Освенциме до легенды Уолл-стрит: выдающаяся история Зигберта Вильцига

На основе подлинного материала – воспоминаний бывшего узника нацистских концлагерей, а впоследствии крупного американского бизнесмена, нефтяного магната, филантропа и борца с антисемитизмом, хранителя памяти о Холокосте Зигберта Вильцига, диалогов с его родственниками, друзьями, коллегами и конкурентами, отрывков из его выступлений, а также документов из фондов Музея истории Холокоста писатель Джошуа Грин создал портрет сложного человека, для которого ценность жизни была в том, чтобы осуществлять неосуществимые мечты и побеждать непобедимых врагов.


Джованна I. Пути провидения

Повествование описывает жизнь Джованны I, которая в течение полувека поддерживала благосостояние и стабильность королевства Неаполя. Сие повествование является продуктом скрупулезного исследования документов, заметок, писем 13-15 веков, гарантирующих подлинность исторических событий и описываемых в них мельчайших подробностей, дабы имя мудрой королевы Неаполя вошло в историю так, как оно того и заслуживает. Книга является историко-приключенческим романом, но кроме описания захватывающих событий, присущих этому жанру, можно найти элементы философии, детектива, мистики, приправленные тонким юмором автора, оживляющим историческую аккуратность и расширяющим круг потенциальных читателей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Философия, порно и котики

Джессика Стоядинович, она же Стоя — актриса (более известная ролями в фильмах для взрослых, но ее актерская карьера не ограничивается съемками в порно), колумнистка (Стоя пишет для Esquire, The New York Times, Vice, Playboy, The Guardian, The Verge и других изданий). «Философия, порно и котики» — сборник эссе Стои, в которых она задается вопросами о состоянии порноиндустрии, положении женщины в современном обществе, своей жизни и отношениях с родителями и друзьями, о том, как секс, увиденный на экране, влияет на наши представления о нем в реальной жизни — и о многом другом.


КРЕМЛенальное чтиво, или Невероятные приключения Сергея Соколова, флибустьера из «Атолла»

Сергей Соколов – бывший руководитель службы безопасности Бориса Березовского, одна из самых загадочных фигур российского информационного пространства. Его услугами пользовался Кремль, а созданное им агентство «Атолл» является первой в новейшей истории России частной спецслужбой. Он – тот самый хвост, который виляет собакой. Зачем Борису Березовскому понадобилась Нобелевская премия мира? Как «зачищался» компромат на будущего президента страны? Как развалилось дело о «прослушке» высших руководителей страны? Почему мама Рэмбо Жаклин Сталлоне навсегда полюбила Россию на даче Горбачева? Об этом и других эпизодах из блистательной и правдивой одиссеи Сергея Соколова изящно, в лучших традициях Ильфа, Петрова и Гомера рассказывает автор книги, журналист Вадим Пестряков.


Прибалтийский излом (1918–1919). Август Винниг у колыбели эстонской и латышской государственности

Впервые выходящие на русском языке воспоминания Августа Виннига повествуют о событиях в Прибалтике на исходе Первой мировой войны. Автор внес немалый личный вклад в появление на карте мира Эстонии и Латвии, хотя и руководствовался при этом интересами Германии. Его книга позволяет составить представление о событиях, положенных в основу эстонских и латышских национальных мифов, пестуемых уже столетие. Рассчитана как на специалистов, так и на широкий круг интересующихся историей постимперских пространств.


Серафим Саровский

Впервые в серии «Жизнь замечательных людей» выходит жизнеописание одного из величайших святых Русской православной церкви — преподобного Серафима Саровского. Его народное почитание еще при жизни достигло неимоверных высот, почитание подвижника в современном мире поразительно — иконы старца не редкость в католических и протестантских храмах по всему миру. Об авторе книги можно по праву сказать: «Он продлил земную жизнь святого Серафима». Именно его исследования поставили точку в давнем споре историков — в каком году родился Прохор Мошнин, в монашестве Серафим.