Люди – книги – люди. Мемуары букиниста - [53]

Шрифт
Интервал

То же самое и с известным романом «Крестный отец» Марио Пьюзо. Рассказывали, что людей, которые смотрели фильм Копполы у себя дома по видаку, загребли и посадили на несколько лет! Разумеется, нам никоим образом не рекомендовалось покупать и продавать эту книгу. Ну, скажем, на прилавке её у нас никто никогда и не видел. «Крестного» мы сбывали только своим, и у нас его отрывали вместе с руками. Кстати, я проделала титаническую работу, исключительно из святого чувства любви к очередному «тридцать шестому». Дело в том, что это был человек очень известный, и у него, как говорится, «всё было», поэтому придумать ему подарок на день рождения было ещё той головоломкой. Так вот я, молодая и энергичная особа, собственноручно перепечатала на машинке всего «Крестного» на русском языке. Было это году в 1981–1982. Машинописный перевод (кстати, очень неплохой, хотя и анонимный) мне дала все та же Галка «Сыр». Экземпляр был весь в отдельных листах, какая-то там пятая копия, читанный-перечитанный, и я решила сделать из дерьма конфетку. И сделала. Машинистка из меня средней паршивости, но я все же оттюкала три экземпляра этой книги на своей любимой красно-белой «Оливетти». А потом попросила своего же «тридцать шестого» переснять кадры из фильма, служившие иллюстрациями к книге, и вставила фотографии в свои экземпляры. Потом отдала все это переплести и к 13-му мая понесла первый экземпляр своему дорогому и ненаглядному. Второй отдала Галке «Сыр» в благодарность за посредничество (хотя эта хамка потребовала его себе самым безапелляционным тоном), а третий оставила себе. Могу добавить, что в некоторых листах я поправляла перевод, а в одном-двух случаях перевела недостающие части сама.

Так вот, поскольку я знаю эту книгу от корки до корки, я со всей ответственностью могу сказать, что во всем тексте было единственное место, где Бардзини в своей речи говорит: «Конечно, мы оплатим эти услуги, мы же не коммунисты какие-нибудь». И всё. При любом издании эти слова можно было выбросить. Вся остальная книга – это сплошное разоблачение «ихнего гнилого Запада», по законам которого теперь и мы гниём. Всё это можно было подать в те времена под обычным соусом с привычным названием «Их нравы». Но – низ-зя! Кстати, и во времена перестройки он вышел в сильно сокращенном виде.

По сути говоря, практически ни один зарубежный роман, написанный после 1917 года, принимать было нельзя. Дело в том, что Россия для Запада, особенно Советская Россия – это всегда какая-то экзотика. И для смаку они совали в свои опусы то упоминание о Троцком, то о Ленине, то о Бухарине, которые никакой роли в сюжете не играли, а были упомянуты так, для красного словца. Но на любого цензора, найдись такой, эти имена подействовали бы сами понимаете как. Само собой разумеется, под запретом были книги о Джеймсе Бонде – полная чушь, как всем теперь видно. Нельзя было покупать книги Говарда Фаста, которого угораздило сначала вступить в компартию США, а потом «выступить» оттуда. Нельзя было покупать и продавать маленькую книжечку Ива Монтана «Солнцем полна голова» на французском языке, изданную у нас в те времена, когда мы его нежно любили, потому что они вместе с Симоной Синьоре нехорошо высказались по поводу событий в Венгрии или в Чехословакии, уже не помню. И вот мы среди тощеньких адапташек вылавливали этих блох, дабы они своим присутствием не замутнили прозрачную чистоту советской идеологии. Можно подумать, больше делать нам было нечего.

В общем, театр абсурда был открыт с утра до вечера и ставил свои однообразные убогие спектакли ежедневно, кроме воскресенья. Но, несмотря на весь этот сюрреализм, в нашем магазине паслись многие из тех, кто либо хорошо знал, какая «в державе датской гниль», либо узнавали всё это из наших книг. Иной раз мы сдуру хватали книги и Орвелла, и Хаксли или ещё какие-то, какие нам ни под каким видом нельзя было покупать, и у нас их брали наши верные и постоянные покупатели. Почему на нас никто ни разу не настучал? Я думаю потому, что к нам ходили хорошие люди, которые вовсе не желали на нас доносить. А без сигнала наши хватательные и держательные организации уже мышей не ловили.

Зато ужасно забавно было наблюдать за «нашими людьми» в действии. Например, в наш магазин приходили два подозрительных иностранца – один немец из ФРГ, а другой – молодой австриец. Когда этот высокий молодой австриец в длинном темно-зеленом пальто входил в наш магазин, происходила странная вещь: все настоящие покупатели мгновенно куда-то испарялись, словно становились невидимыми, а вместо них оставались одни кагебешники. Австриец подходил к стеллажу с немецкими книгами, а трое или четверо «наших» стояли у прилавка, буравя ему взглядами спину, и все как один яростно листали при этом дурацкие адапташки, которые лежали в ящиках прямо на прилавке. Мне всегда казалось, что они пробуравят дырки своими взглядами в его пальто и прямо у него в спине. Конечно, он чувствовал эти взгляды и знал, что его «водят». Однако делал вид, что ничего не замечает. Как только австриец покидал магазин, «наши люди в штатском» тут же как сквозь землю проваливались, а их место занимали обычные покупатели. Это был прямо какой-то фокус-покус.


Рекомендуем почитать
Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три женщины

Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».


Записки доктора (1926 – 1929)

Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.


Исповедь старого солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кто Вы, «Железный Феликс»?

Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.


Последний Петербург

Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.