Люди – книги – люди. Мемуары букиниста - [42]

От нас разит чесноком, глаза подозрительно блестят, зато все мы преувеличенно вежливы, и кто посмеет сказать, что мы выпили? Мы просто хорошо пообедали.

Вот именно так мы много-много лет праздновали свои победы в соцсоревновании. Ведь обычно побеждали либо мы, либо 121-й магазин. Это как в Соединённых Штатах: побеждают на выборах либо демократы, либо республиканцы, а третьего не дано… Чаще, пожалуй, знамя получал 121-й, его директриса Т-ва (вот кого и чума не берёт) всегда была большая мастерица подмазываться к начальству.

Но однажды мы-таки изменили своей благородной традиции и решили отметить получение вымпела в ресторане. По этому вопросу велись долгие дебаты во всём коллективе: основная проблема состояла в том, брать или не брать кого-нибудь из знакомых мужчин в ресторан. Старшие товарищи уверяли нас, что без мужского покровительства нам в ресторане делать нечего, а мы утверждали, что как-нибудь обойдёмся и без него. В конце концов, решили проявить самостоятельность и отправиться в ресторан одни.

Естественно, все хлопоты взяла на себя Фира. Она выбрала для этого случая ресторан «София»: ну, конечно же, у неё была там знакомая официантка. Фира сладострастно расписывала нам какие-то потрошки на мангале и прочие прелести, которыми нас там угостят. Мы пошумели, поспорили и согласились. На следующий день после работы мы отправились в ресторан «София».

Разумеется, мы поехали туда на машинах – в одну мы не влезли, стало быть, их было две. Если учесть, что от улицы Качалова до «Софии» две троллейбусные остановки, то мы домчались туда за пять минут. Правда, ловили мы эти машины минут по двадцать каждую, но это уже детали. Ведь Фира всё равно ни за что не поехала бы в ресторан на троллейбусе, а куда мы без неё?

Итак, мы с шиком подкатили к ресторанным дверям, где уже битых полчаса толкались наши девчонки, уехавшие на первой машине, голодные и промёрзшие: дело-то было не то зимой, не то поздней осенью. Мы присоединились к ним, а Фира, грудью проложив себе дорогу сквозь толпу у дверей, смела с пути швейцара и ворвалась в холл. Мы остались на улице, но через стеклянные двери могли видеть, как она мечется по холлу от раздевалки к метрдотелю и обратно. Видимо, всё шло не так гладко, как она ожидала. Мы видели, как она отчаянно мотала головой в лохматой белой шапке, размахивала руками, держала метрдотельшу за пуговицу и всё время говорила, говорила, говорила… Когда мы уже решили, что сегодня нам никакие потрошки на мангале не светят, Фира, как видно, сумела убедить метрдотельшу. Та кивнула головой и ушла, а Фира подскочила к швейцару, тот приоткрыл щёлочку в двери, и мы поодиночке стали просачиваться в эту щёлочку под гневными взглядами людей, оставшихся на улице.

– Простите, девочки, но моя знакомая внезапно заболела, – так объяснила нам Фира свои затруднения, прибавив, по обыкновению, парочку слов не для печати. – Сейчас нам приготовят стол. Всё будет отлично, вот увидите.

Мы сдали свои пальто в гардероб и ещё довольно долго толклись в холле, пока снова не появилась метрдотельша, чтобы пригласить нас в зал. Она усадила нас за стол, стоявший почти прямо в проходе, по которому постоянно сновали официантки и посетители ресторана. Мы мешались решительно всем, зато были на виду: пожалуй, это Фирино жизненное кредо. Но нам в тот момент было не до философии, так все замёрзли и проголодались. Мы расселись по местам, стараясь вести себя пристойно и не жевать пустой хлеб с горчицей в ожидании заказа. Внезапно послышался хлоп и топ, и мимо нас прошествовала небольшая толпа женщин в тёмных брючных костюмах и с музыкальными инструментами – в «Софию» приехал женский оркестр.

Грянула музыка, и начались проблемы. Представьте себе картину: почти прямо посередине ресторана сидят семь молодых дев, пьют вино, хохочут, и рядом ни одного мужчины, который бы их пас. А вокруг – куча подвыпивших мужиков, жаждущих знакомства. И пошло-поехало!

Прямо напротив нашего стола, на подиуме, находился кабинетик, отделённый от зала бамбуковыми занавесями. К нему вели три-четыре ступеньки. Так вот при первых звуках музыки бамбук раздвинулся и нашему взору предстал человек: так себе, средней паршивости мужичонка, абсолютно пьяный. Он начал сползать по ступенькам, отчаянно хватаясь одной рукой за колонну, а другой держась за бамбуковую плеть. Очевидно, целью его усилий была наша Тамара П., сидевшая совершенно неподвижно, сложив руки на коленях, с кукольно-набеленным личиком и огромными александритами в ушах. Она сидела, словно кролик, загипнотизированный удавом, ожидая, когда это чудище доберётся до неё, только глазки её лукаво постреливали то в одну сторону, то в другую. Мужичонка полз по ступеням с явным намерением пригласить её на танец. Когда он, наконец, одолел последнюю ступеньку и почти что приблизился к Тамариному стулу, музыка прекратилась, и бедолага повлёкся в обратный путь. В продолжение всего вечера мы наблюдали, как он упорно старался спуститься со ступенек и подойти к Тамаре вовремя, но ему это так и не удалось. Не успевал он преодолеть опасный спуск, как музыка кончалась, и он уползал обратно. Один раз он почти успел, но тут Тамару перехватил другой кавалер, капельку потрезвее.