Люди и боги. Избранные произведения - [46]

Шрифт
Интервал

Я забрался в уголок телеги, уселся на влажное сиденье и руки спрятал под одежду.

Какая-то цепочка на подводе сорвалась с места и беспрестанно стучала по доскам, дождь моросил, и казалось, будто пес воет где-то в мокрой будке.

Тучи виснут над самой головой. Кажется, достаточно протянуть руку, чтобы нащупать их. Но вот они поднялись выше, капли дождя падают в лужицы на меже, что отделяет дорогу от поля, и влажная земля впитывает их.

Крестьянин, мой возница, сидит, понурив голову, и смотрит куда-то вдаль, а согнутая спина покорно подставлена моросящему дождю: мол, не все ли мне равно!

Лошади идут, уверенно ступая по влажному грунту дороги.

Я смотрю на колесо телеги, чуть ли не до половины ушедшее в колею и влекущее туда же вторую половину. Так оно и вертится — то одна половина, то другая погружается по самую ступицу.

Смотрю по сторонам: хмурое небо простирается над полями, того и гляди — упадет и все накроет… И кажется мне, что все кругом сердится на мамашу мира, удирает из дому к тетке Хане-Перл, что и у мира есть старший брат, который спросит: «Где ты был?»

На поле пашет крестьянин, лошадь запряжена в плуг, который тащится по мокрой земле. Лошадь вытягивает вперед голову и тянет за собою лемех, а крестьянин шагает позади и нахлестывает кнутом.

Телега ползет дальше. Вот продолговатый участок торфа, от него к дороге тянется узкая полоса, ведущая к кладбищу.

А в воздухе все затянуто туманом, будто прижимающим к земле. И казалось мне, что и я, и небо, и поля, и крестьянин с плугом — все мы сидим в хедере. Четверг, время послеобеденное, солнце показалось на косяке окна, — значит, сейчас половина первого и мы отвечаем урок нашему ребе, а он недоволен.

И вдруг я вижу дворец с высокими окнами, с балконами, от дворца тянется аллея, обсаженная раскидистыми деревьями…

Я еще глубже зарылся в свой кафтан, руки спрятал под жилетку, и мне стало уютнее…

Передо мной лицо моего брата. Он держит палку в руках, смотрит на меня, но бить меня не собирается. У дверей стоит крестьянин, который меня привез, он хочет получить обещанный ему теткой двугривенный…

Но вот отворяются двери дворца, телега въезжает, меня ведут куда-то наверх, и вот я лежу под шелковым одеялом… Мне тепло. Я принимаю ванну, тут для меня приготовлена новая одежда… Я чувствую, как шелк шуршит у меня на спине… На мне атласный кафтан с пояском… Смотрю мимоходом в зеркало: я выгляжу как принц! По щекам вьются черные пейсики…

Проехала какая-то телега. Возница сошел и как будто прикурил у встречного крестьянина.

Меня вводят в просторную комнату… Сверкает множество свечей в серебряных подсвечниках… За столом сидит почтенный старик… Он держит в руке серебряную табакерку и заглядывает в фолиант… Какая-то женщина с большими бриллиантовыми сережками, в шелковом повойнике, накрывает на стол. Это моя мама? Нет, чужая. Все рады моему появлению… «Здравствуйте!» Меня целуют… Женщина плачет…

Пробежал кто-то промокший. На поле стоит подвода без лошади. С каким-то удивительно длинным дышлом.

Я за столом… Разбираю мудреный трактат из Рамбама…[56] Старик спорит со мной, я отвечаю, привожу доказательства… Старик вне себя от удивления… Женщина вытирает глаза уголком платка… А там… Из-за дверей… Шелковая юбка… Кто-то прислушивается… Открывает двери пошире и смотрит… Но я не обращаю внимания… Продолжаю разговор, доказываю…

Вводят невесту… Она хороша, как принцесса… На ней шелк и бархат… Две черные косы… Белый передник… Она опустила глаза, стесняется… Я — тоже… Сердце у меня колотится.

— Как тебе нравится невеста?.. Дети стесняются… Видишь, как он покраснел…

Я засунул палец за поясок и хожу по комнате…

— Они без нас привыкнут друг к другу…

Накрывают на стол. С потолка светит большая люстра с хрустальными подвесками… Я и мой будущий тесть сидим по одну сторону стола… Она с матерью — по другую сторону… Между нами — люстра.

Я продолжаю читать и разъяснять трактат из Рамбама… Тесть не признает моих доказательств, но я настаиваю, привожу тексты из гемары… Она мне подмигивает: не сдавайся! Вот так!.. Правильно! Она улыбается… Так-то!

Ко мне подводят невесту… Я закрываю глаза, не смотрю… Мне преподносят золотые часы… «Возьми!» — говорит она и смотрит на меня… Я закрываю глаза и беру… Кладу их в атласную жилетку…

Сижу вместе с нею в стеклянной беседке… Мы не смотрим друг на друга… Смотрим на воду… Нет, я — в книжку заглядываю… Она улыбается… Нет… Она сидит, опустив голову… Нет… Смотрит прямо мне в лицо… Я — тоже… прямо ей в лицо… Она плачет… Да, по щекам текут слезы… Я беру в руку ее косы… Разве можно? Смотрю на нее и тоже плачу… Ей жаль меня, так жаль… Беру ее за руку…

«Тебе нечем уплатить вознице? Боишься старшего брата?..»

Оглядываюсь кругом. Дворец давно уже остался позади. Тянутся промокшие под облаками поля.

Показался домишко под мокрой соломенной крышей. Из трубы валит густой дым и стелется по дороге. У дверей стоит телега. Выпряженная лошадка зарылась головой в телегу, равнодушно подставив спину дождю. Возница стоит в дверях, съежившись, в намокшей сермяге и держит кнут под мышкой.

Неподвижно стоит рощица, деревья словно жмутся одно к другому.


Еще от автора Шалом Аш
Америка

Обычная еврейская семья — родители и четверо детей — эмигрирует из России в Америку в поисках лучшей жизни, но им приходится оставить дома и привычный уклад, и религиозные традиции, которые невозможно поддерживать в новой среде. Вот только не все члены семьи находят в себе силы преодолеть тоску по прежней жизни… Шолом Аш (1880–1957) — классик еврейской литературы написал на идише множество романов, повестей, рассказов, пьес и новелл. Одно из лучших его произведений — повесть «Америка» была переведена с идиша на русский еще в 1964 г., но в России издается впервые.


За веру отцов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Одна сотая

Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).


Год кометы и битва четырех царей

Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.Художник Е. Шешенин.


Королевское высочество

Автобиографический роман, который критики единодушно сравнивают с "Серебряным голубем" Андрея Белого. Роман-хроника? Роман-сказка? Роман — предвестие магического реализма? Все просто: растет мальчик, и вполне повседневные события жизни облекаются его богатым воображением в сказочную форму. Обычные истории становятся странными, детские приключения приобретают истинно легендарный размах — и вкус юмора снова и снова довлеет над сказочным антуражем увлекательного романа.


Угловое окно

Крупнейший представитель немецкого романтизма XVIII - начала XIX века, Э.Т.А. Гофман внес значительный вклад в искусство. Композитор, дирижер, писатель, он прославился как автор произведений, в которых нашли яркое воплощение созданные им романтические образы, оказавшие влияние на творчество композиторов-романтиков, в частности Р. Шумана. Как известно, писатель страдал от тяжелого недуга, паралича обеих ног. Новелла "Угловое окно" глубоко автобиографична — в ней рассказывается о молодом человеке, также лишившемся возможности передвигаться и вынужденного наблюдать жизнь через это самое угловое окно...


Услуга художника

Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.


Ботус Окцитанус, или Восьмиглазый скорпион

«Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион» [«Bothus Occitanus eller den otteǿjede skorpion» (1953)] — это остросатирический роман о социальной несправедливости, лицемерии общественной морали, бюрократизме и коррумпированности государственной машины. И о среднестатистическом гражданине, который не умеет и не желает ни замечать все эти противоречия, ни критически мыслить, ни протестовать — до тех самых пор, пока ему самому не придется непосредственно столкнуться с произволом властей.