Люди Джафара - [3]

Задумаешься о тех временах, о тех людях, о той цивилизации — яркой и великолепной, — которая бурлила здесь давным-давно, а потом навсегда ушла, оставив после себя эти формы и зиккураты, и становится холодно и грустно, и немного стыдно за нас — скучных и грубых эпигонов.

И — когда остановишься, оглянешься вокруг и задумаешься, — понимаешь, что такое есть настоящий офицер и каким ему надлежит быть. Но потом услышишь тяжёлый солдатский мат, вдохнёшь огуречную вонь, поднимающуюся из подвалов, заметишь какого-нибудь «фуражку-звёзды», который называется «офицером» лишь по явному недоразумению, и всё, и ушло понимание. Потому что нет больше той цивилизации, тех людей. А нынешние ни жить, ни воевать, ни строить так, как те, прежние, не умеют.

Командует здесь генерал-майор Старун — деспот и феодал, каких мало, олицетворённый ужас, состоящий из крупного квадратного тела, золотых погон и спокойного командного баса.

(Знаете, мне всегда казалось, что генералами не рождаются. Их штампуют по одной — крупнозернистой и тяжеловесной — мерке на закрытом заводе в каком-нибудь кремлёвском пентагоне. Это именно так: уж больно все они — генералы — одинаковые. И ещё. Любой человек для меня — это музыка. Грустная или весёлая, тяжёлая или лёгкая. Так вот, генерал-майор Старун — это «Accept». Бескомпромиссный, бронетанково-тяжёлый хэви-метал.)

Никогда не слышал, чтобы генерал повышал голос. Ему это просто не нужно — этот могучий стапятидесятипятимиллиметровый шёпот слышат все в радиусе добрых двухсот метров. Все. Даже глухие.

Генерал прибыл сюда за год до меня. С самой неприятной целью, с которой только может прибывать на новое место службы начальник училища — довести вверенное ему учебное заведение до реанимационного состояния «образцово-показательного».

Никто точно не знает, что обозначает это словосочетание — «образцово-показательное училище». Понятно только одно — драть будут втрое больше обычного.

Опять-таки, совершенно непонятно — зачем. Не думаю, что выпускники предыдущего начальника училища, «старика-Гусева», наплевателя, либерала и душки, хуже подготовлены и обучены, чем бройлеры старунского инкубатора. Нет, тут дело совсем в другом. В чём именно — я понял гораздо позже.

А сейчас, в самом начале, мы понимали и замечали прежде всего вот что: ни одно подразделение училища никогда не могло похвастаться, что хотя бы раз прошло мимо генерала без потерь. Каждый раз после случайной встречи где-нибудь по дороге в столовую или на плацу один-два курсанта подразделения отправляются на гауптвахту. Не важно за что. Зато всегда на десять суток. Как говорится, естественная убыль личного состава.

И происходит это всегда совершенно одинаково. Батарея идёт по аллее. Появляется генерал. «Батарея, смирно! Равнение на-право!» «Батарея, стой! Курсант Василенко, передайте командиру батареи, что я объявил вам десять суток ареста за нарушение формы одежды. Батарея — продолжать движение!»

Впрочем, можно заработать свои десять суток и каким-нибудь другим способом. Например, если у вас день рождения. По раз и навсегда заведённому порядку генерал на разводе училища после доведения до личного состава всей необходимой информации непременно сверится с услужливо пододвинутым листком и объявит: «…И последнее.

Сегодня у нас только один именинник — курсант Кузнецов, одиннадцатая батарея. Товарищ курсант, ко мне!»

Из строя одиннадцатой батареи выныривает означенный курсант Кузнецов и сломя голову бежит к трибуне. Как положено, за шесть шагов переходит на строевой, прикладывает руку к пилотке: «Товарищ генерал-майор, курсант Кузнецов по вашему приказанию прибыл!»

«Поздравляю вас с днём рождения, товарищ курсант, — пожимает ему руку генерал. — А почему у Вас подворотничок несвежий? Десять суток ареста!..»

Хорошее такое поздравление, доброе. От души. И стоят курсанты, млея под ласковым полтавским солнышком, шелестит листва, по небу текут облака, вокруг такой огромный и прекрасный мир.… И ты в очередной раз благодаришь судьбу, что родился во время отпуска.

А у тех, кого генерал всё же «поздравил», с ближайшим отпуском сразу же пропадают все и всяческие проблемы. Отпуск просто отменяется. Раз побывал на губе, значит, «политический». Какие уж тут отпуска?

А что может быть для курсанта слаще отпуска? Тем более, первого, после самого первого семестра? Не поехать в него — горше расстрела.

Мне повезло. Я в свой первый отпуск всё-таки поехал…

«…Если выещё не знаете, я вам докладываю, товарищи курсанты: никто никогда не едет в отпуск в первый же день!.. — командир десятой батареи майор Чегликов, дородный, обильно потеющий негодяй в дурно поглаженной форме и сдвинутой на затылок шапке — тотальный „Judas Prist“ — делает пируэт на каблуках и обегает пустым взглядом своих подчинённых. — Даже отличники не едут. Сначала нужно выполнить аккорд…»

«Что я тебе говорил? — шепчу соседу по строю Виталику Ведищеву. — Мне Медведь об этом рассказывал…»

«Разговоры в строю! — яростно ревёт Чегликов и тут же успокаивается. Конечно, работы будут распределяться в соответствии с результатами сесии… Двоечники, выйти из строя! Старшина, постройте этих напротив канцелярии. Они — конченые. Они в отпуск не едут.»