Люди Джафара - [25]

Самое примечательное, что такой случай подвернулся очень быстро. Уже на следующее утро на губе. И «подвернул» его не кто иной, как начальник тогдашнего караула, какой-то капитан-артиллерист.

Заведя губарей в комнату приёма пищи на завтрак, начкар довёл до нас сегодняшний порядок проведения этого мероприятия:

«Короче так, губари, на приём пищи вам даётся аж сорок пять секунд. Каждое последующее действие выполняется по удару ложкой.»

«Это как, товариш капитан?»

«Для тупых поясняю подробнее. Удар — сели. Удар — пожелали друг другу приятного аппетита. Удар — разложили жратву по мискам. Удар — взяли ложки. Удар — приступили. Удар — закончили. Удар — взялись за компот. И так далее. При последнем ударе надлежит встать, принять строевую стойку и громко, чётко и внятно произнести: „Спасибо за вкусный завтрак работникам пищевой промышленности!“ Всё понятно? Приготовиться!..»

Начкар так лыбился, что я грешным делом подумал, что он шутит. Мало ли какой юмор у людей бывает! Но он не шутил. Он действительно взглянул на часы и начал мерно стучать ложкой по краю стола.

Ненавижу людей, которые любят издеваться над беззащитными. Ненавижу и считаю, что никогда и ни за что нельзя идти у таких людей на поводу. Поэтому, когда ложка первый раз звякнула по столу, и голодные губари лихорадочно принялись хватать руками пищу и заталкивать в рот, чтобы уложиться в эти чёртовы сорок пять секунд, я неторопливо опустился на своё место, аккуратно заправил салфетку за воротник и медленно, как будто находился не на губе, а в ресторане, и впереди у меня был целый вечер, потянулся за стаканом компота.

Есть хотелось жутко — и в училище, и на губе кормили хуже некуда, — но сдаваться было нельзя. Я вальяжно, с удовольствием, отведал компота, поставил стакан на стол, промакнул губы салфеткой и поднялся.

На лице начкара уже не было издевательской ухмылки. Теперь в его глазах, смотревших на меня, сквозило недоумение.

«Спасибо за отличный завтрак, товарищ капитан. А теперь будьте любезны записать меня на приём к начальнику гарнизона. На четверг, если я не ошибаюсь…»

В глазах начкара промелькнул страх.

«Это ещё зачем?»

«Затем, что ваши действия являются грубейшим нарушением Устава, — пояснил я и хлоднокровно добавил: — Кто знает, может, вас ещё в старшие лейтенанты произведут…»

После развода на работы начкар вызвал меня к себе. Для разговора тет-а-тет.

«Послушай, курсант, — вкрадчиво заговорил он, предложив мне присесть на топчан рядом с ним, — зачем этот цирк? Я понимаю, ты голодный и поэтому злой, курсант. Но вот здесь, в бачке, есть еда. Поешь, успокойся, иди отдохни до обеда, и давай не будем усугублять.»

«Ага, — отвечаю, — как же! Значит, ребята голодными остались, а я здесь как чмо втихомолку жрать буду? Нет, так мы, товарищ капитан, не договоримся.»

«А как договоримся? — занервничал начкар. — Послушай, ну я действительно прокололся с завтраком, признаю. Был неправ. Но уж на обеде всё будет нормально, слово офицера. Увидишь, курсант. Только давай это дело замнём, ладно?»

«Всё будет нормально?» — с подозрением переспрашиваю я.

«Всё будет нормально, — кивает он. — По Уставу.» «Ах, по Уставу? Ну, если по Уставу, тогда будьте любезны, товарищ капитан, выдать арестованным шинели, потому что температура в камере ниже плюс восемнадцати градусов по Цельсию, кроме того, предоставьте, пожалуйста, свежие газеты и выделите время для изучения Устава. Чтобы всё было по Уставу.»

И вижу, смотрит на меня этот капитан точно так же, как мы обычно смотрели на Джафара — с мистическим ужасом и ненавистью. Значит, сработало.

И точно, сработало. Всё начкар выполнил, что я просил, и не видно его было и не слышно до самой смены караула.

А по другому, кстати, и быть не могло. Потому что в армии старший начальник никогда не простит младшему злоупотребления властью. Сам — будет злоупотреблять, а младшему — не позволит. Это как ревность. Потому что злоупотребление властью — прерогатива старшего по званию.

Поэтому за подобную провинность начальник гарнизона действительно начкара смешал бы с чем-нибудь неаппетитным. Тем более, что начальником полтавского гарнизона тогда являлся не кто иной как генерал-майор Старун, начальник моего училища.

А в его реакции я был совершенно уверен. Потому как знал генерала уже не первый год. Он всегда был крутенек и рубил головы направо и налево без перерыва на обед.

(Помню, как в камере познакомился с курсантом соседнего училища связи. Он получил от своего начальника училища за самовольную отлучку плюс переодевание в гражданскую форму одежды плюс употребление алкогольных напитков плюс сопротивление работникам милиции при задержании — пять суток. А у нас курсанты от генерал-майора Старуна даже за некачественную уборку территории никогда не получали меньше десяти.)

Кстати, о генерале.

Генерал-майор Старун, хоть и был постоянным незыблемым примером для Джафара и ещё многих офицеров училища, но всё же сохранил в себе чуть-чуть больше ЖИВОГО, чем тот-же Джафар.

По крайней мере, генерал мог на общеучилищном разводе, стоя на трибуне перед тысячей двумястами людьми, прогреметь в микрофон на всю Полтаву: «А ну-ка, не ковыряйтесь в носу, подполковник Бабак!» Джафар себе такой неуставщины никогда бы не позволил.