Любви все звания покорны. Военно-полевые романы - [38]

В Москве у родственников находились наши дети. Мы понимали, что под Москву, где мы могли жить, ехать нам рискованно, но желание увидеть детей и близких пересилило разум: сестры приехали под Москву в 1946 году, а я после некоторых колебаний – в 1947 году.

Мы поселились в городе Александрове – я, сестры Ольга и Мария и наша золовка Зинаида Федоровна, там мы работали. Жена брата Николая уехала в Среднюю Азию.

В 1948 году всех нас четверых, живших в Александрове, арестовали вторично и этапом отправили на Колыму, а золовку Марию Викентьевну, жившую в Средней Азии, выслали в Краснодарский край.

На Колыму мы ехали ровно год, живя по несколько месяцев в пересыльных тюрьмах: Самара – Новосибирск – Иркутск – Хабаровск – и, наконец, – бухта Ванино на берегу Татарского пролива, где мы остались зимовать, потому что закончилась навигация. На Колыме пробыли по 6 лет каждая и в 1956–1957 годах вернулись в Москву. Нас реабилитировали.

Дочь Михаила Николаевича и Нины Евгеньевны Тухачевских – Светлана – в 1937 году после ареста матери была отправлена в Верх-Исетский детдом, где окончила школу и поступила в Свердловский институт. Но через год она была арестована вместе с подругами – Владимирой Уборевич и Викторией Гамарник и выслана в лагерь на Печору на 5 лет. Светлана умерла в 1984 году в Москве.

Дети нашего брата Николая Николаевича – Мария 4 лет и Андрей 2 лет были взяты в детдом при аресте их матери, Марии Викентьевны.

В 1951 году сын и дочь брата Александра Николаевича, а также дочь сестры Марии Николаевны были арестованы и получили высылку. Сыну Александра Николаевича, Юрию, и дочери Марии Николаевны, Марианне, учившимся в институте, оставалось защитить диплом, но сделали они это уже после реабилитации.

Сейчас все дети и внуки нашей семьи живут и работают в Москве, и лишь полковник Андрей Николаевич Тухачевский, сын моего брата Николая, временно откомандирован в другой город. Жена брата Александра, Зинаида Федоровна, умерла 12 лет тому назад».

4 августа 1937 года руки НКВД добрались и до А. Я. Протас, которую арестовали по обвинению в том, что была «связана с работниками иностранной разведки и по их заданию проводила шпионскую работу на территории СССР и была связана с врагом народа Тухачевским».

Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 3 ноября 1938 года как «социально-опасный элемент» Протас была осуждена на 5 лет ИТЛ.

7 мая 1937 года была арестована как «жена» Тухачевского Ю. Н. Кузьмина. Ее обвинили в том, что она «занималась шпионской деятельностью в пользу иностранных разведывательных органов». Содержалась в Бутырской тюрьме. Постановлением Особого Совещания от 11 февраля 1938 года Кузьмина Ю. И. как «член семьи изменника родины» была осуждена на 8 лет ИТЛ.

«На август 1943 года находилась в Темлаге НКВД СССР, – пишет Юлия Кантор. – После освобождения из-под стражи задержана в порядке директивы НКВД и Прокурора СССР от 1942 года в Темлаге МВД по вольному найму до особого распоряжения.

Постановлением Особого Совещания при МВД СССР от 17 декабря 1946 года «за отбытием срока наказания» из ИТЛ освобождена, одновременно как «социальноопасный элемент» осуждена к ссылке на 5 лет».

В общем, под репрессивный каток НКВД попали все, кто хоть каким-то образом был связан с Михаилом Николаевичем Тухачевским.

Осенью 1937 года была арестована и Наталия Ильинична Сац. В лагерях ГУЛАГ она провела 5 лет и после освобождения в 1942 году отправилась в Алма-Ату.

В своих мемуарах «Жизнь – явление полосатое» она напишет такие строки: «Поезд пополз медленнее и остановился. Печка погасла. Темно и холодно.

– Гражданин начальник, солдатик дорогой, – журчит голос Фаины. Она каким-то чудом вскарабкалась к решетчатому окну под крышей. – Подойдите, пожалуйста, к окошечку… Цветастый шарф подействовал. Слышно угрюмое мужское:

– Что надо?

Фаина ликует и продолжает:

– Нам бы огарочек свечки, а то с непривычки в темном вагоне страшно нам.

Тишина. Шаги. Прошел мимо.

Вторичный всплеск Фаины с уменьшительно-унизительными словечками…

Тоже мимо.

И вдруг хриплый мужской голос:

– Девушка, или кто ты есть, это женский, особый вагон?

– Жены мы. За мужей, – отвечает Фаина. Хриплый голос переходит на шепот:

– А жена маршала Тухачевского среди вас есть? Очень желательно увидеть.

Тухачевская лежит у стенки на нижних нарах, нюхает нашатырный спирт. Стальные глаза широко открыты, губы сцеплены. С трудом уступает она коллективным уговорам, и множество рук поднимают, подсаживают ее, держат у решетчатого окошка. Мы слышим прерывающийся от восторга мужской голос:

– Ты самого Тухачевского видела?

– Да.

– И за руку его держала?

– Да.

– И целовала его?

– Да-а-а, – стонет заключенная.

Хриплый голос говорит как фанатик, без тени пошлости. Но ответы все тише, пока в наших руках не оказывается опущенная голова сразу сникшей женщины. Ее кладут на нары с полуоткрытым ртом, беззвучно повторяющим это страшное “да”».

Говорят в истории нет сослагательного наклонения, но все-таки, если бы Тухачевский перешел в Гражданскую войну к белым, выжил бы и эмигрировал за границу, все его женщины остались бы жить. Их не сломала бы и не растоптала сталинская машина репрессий. Их жизнь была бы намного счастливее и прекрасней. Но, к сожалению, ничего изменить было нельзя.