Любви подвластно все - [85]

И тут она заметила, что дверь, ведущая на колокольню, чуть приоткрыта. Оливия зашла внутрь и взбежала по ступенькам, несколько раз споткнувшись и порвав расшитый серебром подол свадебного платья.

Наконец, запыхавшись, она добралась до самого верха – и увидела его. Освещенный солнцем, он стоял, скрестив руки на груди. И находился, как обычно, на один шаг впереди нее. Да-да, он всегда раньше ее понимал, чего она хотела. И так будет всегда – всю их оставшуюся жизнь.

Какое-то время тишину нарушало только ее тяжелое дыхание, эхом разносившееся по колокольне. А затем он чуть хрипловатым голосом произнес:

– Это были самые ужасные мгновения моей жизни.

Оливия молчала. Но при этом не спускала с него глаз – чтобы он снова не исчез. И она точно знала, что пришла сюда сейчас, чтобы заявить на него свои права.

– Но они были также и лучшими, – добавил Лайон.

Оливия по-прежнему молчала. И по-прежнему пристально смотрела на своего мужчину, стоявшего сейчас перед ней.

Молчание затянулось на несколько минут. А в солнечном луче весело кружились пылинки, исполнявшие праздничный танец.

– Если тебя удивляет этот маскарад… – проговорил, наконец, Лайон, указав на потрепанный плащ, теперь лежавший на полу у его ног. – Видишь ли, когда я узнал, что ты собираешься замуж, я не был даже уверен, что хочу тебя видеть, как не был уверен, что захочу когда-нибудь вернуться в Англию. Но я точно знал, что всегда буду желать тебе только счастья, поэтому… – Он ненадолго умолк. – Но потом я понял, что всегда буду готов отправиться за тобой хоть на край земли – что бы ни случилось. Мне кажется, эта любовь всегда была со мной. Я любил тебя еще до того, как встретил, поэтому готов за тебя бороться.

Оливия судорожно сглотнула, все еще не в силах вымолвить ни слова, а он тихо добавил:

– Я чуть не умер, когда расстался с тобой. Но все же я был прав, отправив тебя домой.

Это был одновременно и вопрос, и утверждение. И Оливия наконец-то произнесла:

– Да.

Это слово ей следовало сказать ему еще тогда, много лет назад. «Да, Лайон, я пойду с тобой. Да, я буду с тобой. Да, я верю в тебя. Да, ты моя жизнь и моя любовь. Ты моя судьба – несомненно».

Однако ей потребовалось многое пережить, чтобы осознать все это. И теперь она чувствовала, что вот-вот расплачется.

– Я люблю тебя, Лайон, – заговорила она поспешно. – Я всегда тебя любила. И буду любить вечно, – мысленно добавила: «Такими и должны быть настоящие брачные обеты».

Лайон же, сделав глубокий вдох, медленно приблизился к ней и протянул ей носовой платок. Она взяла его и привычно ощупала уголок, где были вышиты его инициалы. Теперь она знала, как будут отныне и впредь помечаться ее собственные носовые платочки: буквами ОКР – Оливия Катерина Редмонд.

– Ты знал, что я поступлю именно так… – сказала она, утирая глаза.

– Да, конечно. И все же ожидание стоило мне нескольких лет жизни.

– Тогда надо с толком использовать те годы, что еще остались.

Лайон кивнул и крепко обнял ее. А она крепко прижалась к нему, и на некоторое время они замерли, наслаждаясь возможностью просто обнимать друг друга. Потом Лайон принялся осыпать поцелуями ее лицо, лихорадочно повторял:

– Любовь моя, любовь моя, любовь моя…

В церкви же тем временем четверо прихожан наконец-то нарушили распоряжение священника и один за другим поднялись со своих мест. Это были Айзея и Фаншетт Редмонд, Джейкоб и Изольда Эверси. И тотчас же по церкви пронесся шепот:

– Лайон… Лайон Редмонд… Это был Лайон Редмонд…

– Мой сын… – прохрипел Айзея. – Неужели это был… мой сын?..

– Где моя дочь?! – в волнении воскликнул Джейкоб и принялся было между скамейками пробираться к дверям.

И тут раздался громкий голос священника:

– Друзья, прошу минуту внимания! – Он поднял вверх обе руки, призывая к тишине.

Все четверо подчинились и обернулись к преподобному Силвейну. Священник же молча кивнул Ланздауну – словно дал разрешение произнести надгробную речь, – и виконт, глубоко вдохнув, повернулся лицом к прихожанам, теперь притихшим и настороженно наблюдавшим за ним, и отчетливо проговорил на удивление твердым голосом:

– Приношу мои глубочайшие извинения всем приглашенным на венчание. Его не будет: ни сегодня, ни вообще…

Кивком поблагодарив священника и шумно выдохнув, Ланздаун удалился за кафедру, вверяя себя заботам ошеломленного приятеля, своего шафера.

– Леди и джентльмены! – провозгласил Адам. – Друзья и родственники! Вы можете расходиться по домам: венчания не будет.

– Мой сын!.. – воскликнул Айзея Редмонд. – Черт побери, где мой сын?! Неужели это он…

– Успокойся, Айзея, – внезапно раздался женский голос.

Он замер на мгновение. После чего с удивлением обернулся. Это были первые слова, сказанные ему Изольдой Эверси за много лет. И выражение его лица – как и всегда, когда он смотрел на нее, – помимо его воли смягчилось. Он ничего не мог с собой поделать, и теперь все наблюдавшие видели это.

– Айзея, оставь их в покое, – тихо добавила Изольда.

И в тот же миг Джейкоб взял жену за руку и проворчал:

– Пойдем домой. Да-да, мы все отправляемся домой.

– А что, если она… – Изольда в отчаянии взглянула на мужа.

А тот, повинуясь чутью, рожденному годами жизни в любви и согласии, протянул ей носовой платок, поскольку глаза ее уже наполнились слезами.