Любовные утехи русских цариц - [10]
Но вернемся к нашим новобрачным. Перед тем как молодых в постель публично вести, возьмет отец невесты еще плетку и ударит ею (не больно, однако) свою дочь и такое вот мудрое напутствие изречет: «По этим ударам ты, дочь, знаешь своего отца, теперь эта власть переходит в другие руки: вместо меня за ослушание тебя будет бить твой муж». Потом берет дочь за руку, подводит к мужу и говорит: «Сын наш! Божьим повелением и царским хотением и благословением нашим, просим взять нашу ну, допустим, Евдокию. Приемли ее и держи, как повелел Бог!» Все, обряд бракосочетания закончен. Молодых ведут в постель, и вот они уже одни и голодные, жареную курицу, из-под подушки вынутую, дружно уплетают.
Уф! Теперь и в постельку можно. Но не спешите, дорогой читатель! Еще одна важная процедура нашу невесту ждет! Ей надо еще раз доказать свою покорность и полное подчинение супругу. Она будет с него сапожки снимать. Заметьте, не он с нее платье, или юбки, или бельишко там какое в нетерпении на землю сбрасывать, как сейчас происходит, а она будет методично, с видимым усилием, потому как сапоги всегда, даже у царей, шились тесными и плотно к ноге прилегающими, нижнюю пухлую губку прикусивши от натуги, снимать сапоги с мужа. Как бы этим домостроевским актом гарантируя ему свою покорность и желание никогда его «ндраву не препятствовать». Но и тут бедный народ — а наверное, это женщины не вытерпели, свою лепту непокорности внесли — малую отдушину, что ли, от беспрекословной покорности открыл: в сапог клалась монета, и если вытянет первый сапог молодая жена с монетой, быть ей замужем счастливой и не слишком даже битой. А если нет, не пеняй, баба, на свою горькую долю, быть тебе вечно битой и не слишком счастливой. Сама виновата! Зачем безмонетный сапог первый сняла!
Уф! Вытрем и мы вместе с невестой, то бишь новобрачной, пот с лица! Наконец-то! Можно и отдохнуть, все препоны к брачной ночи сняты, можно бы и любовью немножко заняться. Ан нет, послушайте, какие-то шаги ритмичные, словно часового, перед спальней раздаются. А это и есть часовой. Это ясельничий. Он всю ночь будет возле молодых ходить, оберегая их от лиходейства и чародейства. Под эту «музыку» и святые таинства супружеской ночи будут сняты. Но торопиться жениху, то есть новоиспеченному супругу, ох, как надо. Во-первых, под утро дружок явится, сваха из-под приоткрытой двери в спальню заглянет, и деловито они осведомятся: «Ну как дело, сделано?» И если муж промямлит что-то там вяло, что, дескать, не готово, не успел я еще, конечно, двери деликатно закроют, но недовольство будет. Сваха проинформирует гостей, что молодожену еще какое-то время требуется, не уложился, родимый, в срок. Но вот молодой муж с гордым видом изрек сакраментальное: «Готово!» Что тут будет! Ястребом ринется сваха в спальню, начнет и простыню шелковую стягивать, и ночную рубашку с новобрачной и все это богатство торжественно на публичное обозрение нести. Ну, скажем, в крестьянской семье с заднего двора «добро с пятнами» показывают. У царей — вестимо, торжественно. И не дай Бог, если результаты неутешительны будут. Ждет молодоженов насмешка на всю их жизнь супружескую. Тогда муж неверную жену имеет право или в монастырь сослать, или вон из дома выгнать. Конечно, реже бывало, как Иван Грозный со своей неверной, во всяком случае недевственницей, седьмой женой поступил — спихнул ее вместе с колымагой в пруд, и дело с концом! А что? Надкушенное яблоко одни нищие, да и то слишком голодные, кушать могут.
«И наутро следующего дня, как велось это обыкновенно, царю и царице готовили мыльни разные, и ходил царь в мыльню и по выходе из нее возлагали на него сорочку и порты, и платье иное, а прежнюю сорочку велено было хранить постельничему. А как царица пошла в мыльню, с нею ближние жены, и осматривали ее сорочку, а осмотри сорочку, показывали другим женам для того, что ее девство в целости совершилось, и те сорочку царицыну и простыни, собрав вместе, хоронили в тайное место»>[14].
Наличие девственности большое значение для царей имело. Вспомните, как сокрушался все тот же Иван Грозный относительно своей следующей жены, которую не успел за занятостью государственными делами вовремя девичества лишить. Так и умерла, бедная, через пару недель «нетронутая». Государь на этот прискорбный факт упирал очень при попытке склонить святых отцов на разрешение ему четвертого брака. В указах, по Руси тогда распространенных, черным по белому было написано о лютых ворогах царя, умертвивших его трех жен, а третью так поспешно, что даже невинность свою она потерять не успела.
Мы, дорогой читатель, не знаем, хорошо это или плохо, что сексуальная революция домостроевские порядки извела. Сейчас вроде наоборот, вроде если какая девица девственницей перед мужем предстанет, то вроде он побрезгует ею: зачем, дескать, ты мне такая, никому до меня ненужная, нужна? Но мы знаем вполне определенно — такое понимание только у европейских народов. У восточных и южных домостроевские традиции остались прежними. Там девица, до замужества позволяющая себе и мужчинам разные оральные или анальные безумства, девства своего, от Бога предназначенного только для мужа, ни за что не лишится. Ей будущая семья и благополучное супружество ох как дороги!
