Любовные утехи русских цариц - [9]

Но перины совсем не такие, значительно похудевшие с петровских времен, на которых наша актриса Гундарева в «Сладкой женщине» в саду разнеживалась, а широченные и толстенные! На перины в изголовье клались две огромные подушки в шелковых наволоках. И покрывалось все это роскошной шелковой простынею, а в ноги клали теплое одеяло соболье или кунье, с оторочкою из богатой материи. Вокруг постели навешивались тафтовые занавески. Над постелью помещались образа и крест, а возле самой постели ставили открытые бочки с пшеницею, рожью, овсом и ячменем, это, по приметам, изобилие в дом приносило.

Пологи над кроватями были обязательным атрибутом постели и у царей, и у королей западных. Только там процедура уложения монарха в постель небывалым церемониалом обрастала. Стоят, скажем, перед голеньким, худеньким, ежившимся от холода королем Людовиком XIV восемь придворных и передают в зависимости от чина (чем он выше, тем ближе к королю) с должным благоговением королевскую ночную сорочку. Пока он в нее облачится, простудиться может. Это было не важно. Важно — соблюдение церемониала. И только продрогший король в широкую постель с роскошным балдахином уляжется, как ему тут же надо соскакивать и переходить в другую спальню, для спанья, ибо первая для церемониала была. И только проскользнув в свою интимную вторую спальню, король мог заснуть. Утром начинай все сначала: снова проскальзывай в первую роскошную спальню и дожидайся своей очереди получения королевской одежды из рук придворных. Вот ведь какая неволя королю!

Но вернемся к нашей, русской процедуре укладывания новобрачных в постель. Наконец-то они одни в своей спальне. Теперь отдохнуть и поесть наконец-то можно, ибо новобрачных с утра ничем не кормили, а за пиршественным столом им кусочка хлеба нельзя в рот взять было: раз ты новобрачный, ходи до вечера голодный. И из-под подушки молодой супруг достает вожделенную жареную курицу.

Беда с этой курицей. Помните, как Алексей Толстой описывал в своем романе свадьбу царя Петра. Выгнав всех дружков и свах из своей спальни, Петр I, злой и голодный, протягивает Евдокии Лопухиной кусок жареной курицы. А она от голода и страха плачет. Конечно, варварский обычай. Все вокруг за свадебным столом «мед и пиво пьют» и разными «заедками» закусывают, а молодоженов на голодный желудок целоваться заставляют. А живот пучит с голоду, потому как венчание в церкви — процедура долгая и муторная, но следовали ей неукоснительно.

Сначала, пока невесту к венцу одевали, девки свадебную песню пели:

Заходил жених ко тестю во двор,

Что ко теще на новы сени,

Со новых сеней в горницу,

Души красной девицы,

Ко княжне первобрачной.

Ко невесте нареченной,

Брал се за правую, за руку,

Поломал у ей златен перстень,

С дорогой модной вставочкой.

А между тем в парадно убранной комнате ставили столы, накрывали их брачными скатертями, уставляли уксусницами, солоницами и перечницами, устраивали поставец и убирали место жениха и невесты на возвышении.

И как только молодожены возвращались из церкви с обряда венчания, здесь рядом становился опахиватель с пуком соболей, во время пира он будет опахивать молодых. Плясуньи начинали хороводить и петь песни. За ними шли каравайники, несущие обшитые богатыми материями хлеба. А за ними шли свечники со свечами. Два свечника несли одну свечу, так она была тяжела, на три пуда — это женихова, а невестина будет весом в два пуда. А уж последним шел дружок, или дружка, несущий осыпало, то есть золотую или серебряную чашу, в которой по трем углам держали: хмель, собольи и беличьи меха, шитые золотом платки, червонцы и прочие деньги. За всем этим две свахи вели невесту под покрывалом. А там уже и все гости. Когда все занимали места за столом, только тогда усаживали и новобрачных. В царском тереме новобрачную полагалось посадить на меха, для достатка, считалось. Сшивали шкурки 40 соболей и этим палантином накрывали лавку. Сваха снимала с невесты покрывало и венец. Омачивала гребень в чарку с медом и расчесывала ей волосы, потом скручивала их и надевала волосник. Все! Не ходить жене больше никогда «простоволосой», и ни один посторонний человек больше не увидит ее волос. Мы бы тоже, дорогой читатель, совсем «опростоволосились», если бы вам одну правдивую историю о волосочесании не рассказали. Первой женой царя Алексея Михайловича была Марья Ильинишна Милославская. Однако ее замужеству одно обстоятельство предшествовало. На смотринах царь выбрал не ее, а дочь незнатного боярина Всеволжского, очень красивую девушку. Она с первого взгляда полюбилась царю, и быть бы ей, конечно, русской царицей, если бы не козни недругов. Боярин Морозов, в огромной печали оттого, что царь не его кандидатку выбрал, пошел на такую вот хитрость: подкупил за большие деньги царского волосочеса, и тот, подготавливая девушку к венцу, так сильно затянул ей волосы, что несчастная упала в обморок. Обморок представили как припадок падучей болезни, от которой русские кликушки страдают. Ну конечно, не резон царю на припадочной жениться, неполноценных наследников плодить. И царь скрепя сердце вынужден был отправить боярина Всеволжского вместе с дочерью восвояси. А тут уж у боярина Морозова своя кандидатура наготове: Марья Милославская, которая к тому же и старше царя была летами, что вообще в то время за изъян почиталось. Но царь ничего, невесту принял, и вскоре у него от нее двенадцать детишек родится, и будет среди них та самая царевна Софья, сводная сестра Петра I, которая домостроевские порядки к едреной бабушке послала и сама Россией править вознамерилась. А в 1669 году Марья Милославская скончалась, и царь женился на красивой, молодой и веселой Наталье Кирилловне Нарышкиной, и в 1671 родился наследник — будущий царь Петр I.