Любовные похождения шевалье де Фобласа - [315]

Каких только бед не познала отчизна за последние полтора года, зачем подвергать ее новым испытаниям? Еще час, и в ночь на 9 термидора он бы вас четвертовал, он поверг народ в нищету и преступления, бросал людей в революционные войска и на эшафоты. Поверьте стороннику народного представительства и другу Республики: гораздо легче, а главное — гораздо надежнее не создавать институтов, порождающих благоприятные условия для тирании, чем совершать революции против тиранов. (Аплодисменты.) Народ может обнадежить не то, что вы окажете доверие людям достойным, а то, что вы сознательно и бесповоротно будете соблюдать принципы, которые гарантируют, защищают и бережно хранят принципы свободы. (Аплодисменты.) Они могут менять людей, в ходе революции вы все убедились в этом на собственном печальном опыте, но сами принципы остаются неизменными. (Аплодисменты.) Народ может успокоить не то, что тирана нет в настоящий момент, а то, что все институты, которые породили тиранию и на которые она могла бы опереться, чтобы возродиться, навсегда уничтожены, навсегда опрокинуты». (Аплодисменты) (5: XXX).

Август—сентябрь

Конвент принимает новую Конституцию, референдум ратифицирует ее, и 23 сентября она вступает в силу. В октябре проходят новые выборы.

3—5 октября

Роялистский мятеж. Поводом послужило решение Конвента о том, чтобы в новых советах сохранялось две трети старых членов Конвента, то есть роялистам места во власти не оставалось. Луве принимает активное участие в принятии этого решения, а как только появляются известия о мятеже, высказывается за принятие решительных мер. От имени комитетов он заверил Конвент, что они не отступят перед бунтовщиками, и опять, как и 1 прериаля, Конвент доверяет ему сочинение воззвания к французскому народу. Генерал Бонапарт подавляет мятеж. Луве обличает в Конвенте Ровера¹ и Саладена² как подстрекателей мятежа и требует их ареста.

С этого момента нападки на Луве со стороны роялистов становятся все более и более ожесточенными. Молодые роялисты-мюскадены организовали свои штаб-квартиры в двух кафе Пале-Рояля, по соседству с книжным заведением Луве, и чуть ли не каждый день собирались напротив и осыпали его бранью, оскорбляли хозяйничавшую в магазине Лодоиску. Их газеты и пасквили подогревали публику, разумеется, его называли не иначе, как террористом, кровопийцей и т. п. Однажды его преследовала целая шайка вооруженных палками людей, они угрожали ему, распевая любимую песню роялистов и мюскаденов «Пробуждение народа», в конце которой звучат слова: «Мы клянемся несчастной страной сразу всех извести кровопийц, сразу всех уничтожить врагов». Луве дошел до самого дома, открыл дверь и, стоя на пороге, обратился к ним со строчками из «Марсельезы»: «Что нужно вам, орда рабов?» (3: XXV).

Октябрь

Луве избирается в Совет пятисот — нижнюю палату французского парламента.

Его направляют в секцию грамматики Национального института науки и искусств (заменившего упраздненную Академию наук). На него обрушивается град критики. «Что сказать о “Жюстине”, чей неподражаемый автор имел бы такие же неоспоримые права на академическое кресло, как и отец “Фобласа”? Что сказать о романе, плоде досуга члена Конвента Ж.-Б. Луве, который сумел описать порок красками весьма привлекательными, а добродетели придать уродливые черты?» (4: 1110).

22 ноября

Луве де Кувре назначается секретарем Совета пятисот.

Историк революции Олар (8), который утверждал, что «речи Луве напоминают роман и что в политике он является романистом даже тогда, когда считает себя наиболее серьезным» (8/II: 332), так оценивает этот период деятельности Луве: «В общем, можно сказать, что Луве — почти единственный оратор, который блистал и в первый, и в последний период Национального конвента, а затем и в Совете пятисот, оставаясь неизменно верным своим убеждениям.

До 31 мая он был речистым оратором, производившим впечатление, но лишенным такта, без силы и без авторитета. По возвращении же своем он в двух или трех случаях играл благородную, важную, почти прекрасную роль, и слово его красноречиво выражало наиболее великодушные страсти революции. Изгнание и невзгоды очистили его характер и его талант» (8/II: 346).

1795

Лето

«Патриот и законодатель Луве уже не старается спрятать когти тигра под шкурой мирного животного» (4: 1110). Травля со стороны роялистов одолевает Луве до такой степени, что он произносит на Совете пятисот речь, в которой требует отмены свободы печати. Это одна из самых яростных в истории парламентаризма речь против свободы слова, в ней чувствуется горечь, отчаяние, а также бесконечная усталость¹.

Он просит Бенжамена Констана, который регулярно ездит в Лозанну, привезти двухлетнего Феликса в Париж. 11 сентября Жюли Тальма¹ писала Констану: «Вы не представляете себе, как все вокруг ожесточились против Луве, как роялисты пользуются последними событиями, чтобы вновь его атаковать. Определенно, он или умрет от горя, или сойдет с ума. Приехав из деревни, возмущенная всей этой дикостью, я поспешила к Луве, чтобы дружеское лицо внесло немного покоя в его душу. Мужество ему не изменило, но чувствует он себя по-прежнему плохо. И он, и его жена очень хотят снова увидеть сына. Вы обещали, говорят они с благодарностью, привезти его. Но они боятся, что у вас не получится, и это мучает их почти так же, как дела Республики» (4: 1111). В конце концов Феликса привозят в Париж, его родители оформляют свой брак.