Любовница Витгенштейна - [71]

И даже если, разумеется, вовсе не обязательно быть безумным, чтобы тебя тянуло к могиле твоего единственного ребенка.

Так что если действительно как следует разобраться, то, возможно, я была безумна лишь отчасти.

Или безумна, но не постоянно.

И могла понять, что Люсьену к тому времени все равно было бы почти двадцать лет, и он бы уже становился практически чужим.

Ну, или, может быть, не совсем двадцать.

И, возможно, он вовсе не становился бы чужим.

Есть вещи, которые никто никогда не узнает и даже никогда не сможет угадать.

Как, например, если уж на то пошло, зачем я разлила бензин по всей его старой комнате в то самое утро.

Естественно, сначала перевернув свои туфли подошвами вверх, опасаясь скорпионов, хотя никаких скорпионов больше не могло быть.

А затем наблюдая отражение дыма, поднимающегося все выше и выше, в зеркале заднего вида, пока я снова все ехала и ехала прочь.

Через широкую Миссисипи.

И при этом, кажется, ни разу не подумав про кота, которого мы в то время звали просто Кот.

Даже в том пустом доме, где с большим трудом умирало столько воспоминаний.

Хотя вообще-то, если разобраться, то едва ли я хоть раз подумала про этого кота, когда у меня был другой кот, для которого я тоже не могла выбрать имя.

Безусловно, любопытно, что я это сделала.

Или, точнее, не сделала.

То есть не вспомнила, что мой родной мальчик когда-то не мог определиться с кличкой для кота, тогда как я сама находилась в том же самом процессе и не могла выбрать имя для собственного кота.

Ну, возможно, это было не так уж и любопытно.

На свете, конечно же, есть масса вещей, о которых хочется забыть, не меньше тех, о которых хочется помнить.

Например, как сильно Адам напился в тот уикэнд и потому не удосужился вызвать врача, пока не стало слишком поздно.

Ну, или почему кое-кто сам не был в своем доме, в те же несколько дней.

В молодости иногда творишь ужасные вещи.

Даже хотя жизнь все-таки продолжается, конечно.

Впрочем, когда я говорю, что она продолжается, я в действительности имею в виду, что она продолжалась, естественно.

Теперь меня осенило, что я наверняка уже допустила массу подобных ошибок в грамматических временах.

Таким образом, во всех случаях, когда я делала такие обобщения в настоящем времени, они должны были быть сделаны в прошедшем.

Разумеется.

И даже хотя никто все-таки не был виноват в том, что Люсьен умер.

Однако раньше я, наверное, опустила эту часть, о том, что заводила любовников, когда еще была женой Адама.

Даже если легко забыть, стал ли муж пьяницей из-за этого, или же, наоборот, это случилось из-за того, что муж стал пьяницей.

С другой стороны, конечно, могло хватать и того и другого.

Так ведь обстоит дело с большинством вещей: в них хватает и того и другого.

И в любом случае, произошло вовсе не то, о чем я только что написала.

Поскольку мы оба были там в те выходные.

И ничего не могли сделать, вот и всё.

Потому что они тоже двигаются, твердил Пастер.

Вот только со временем, конечно, люди приписывают друг Другу больше вины, чем та, что их обременяет.

А жизнь продолжалась.

Даже если иногда ты, наверное, тратила слишком много времени, просто глядя в окно.

И никто не обращал ни малейшего внимания на твои слова.

Впрочем, ты, естественно, продолжала заводить других любовников.

А затем уходить от других любовников.

Листья залетали в дом и пушистые семена тополей.

Или опять же ты иногда просто трахалась с кем попало.

Незапамятные времена.

А затем умерла твоя мать, а за ней отец.

И ты даже убрала крошечное карманное зеркальце с прикроватного столика своей прекрасной матери, в котором она и ее отражение были равноудалены от грядущего.

Хотя, возможно, это твой отец больше не хотел, чтобы она ощущала это расстояние.

Даже если, между прочим, я видела образ своей матери в собственном отражении в одном из зеркал в этом доме.

Всегда предполагая, однако, в каждом таком случае, что подобные иллюзии вполне заурядны и приходят с возрастом.

Иначе говоря, они даже и не являются иллюзиями, ведь наследственность есть наследственность.

С другой стороны, я так и не написала ни одного портрета бедного Люсьена.

Хотя, конечно, в ящике рядом с моей кроватью на втором этаже хранится его фотография в рамке.

Стоящего на коленях и гладящего Gato.

И он явно в моей голове.

Но, впрочем, а что не в моей голове?

Так что она иногда напоминает чертов музей.

Или как будто меня назначили куратором всего мира.

Ну, теперь-то я, в некотором смысле, им и являюсь, бесспорно.

Хотя каждый экспонат в нем должен был вообще-то еще больше усилить мое удивление тем обстоятельством, что я не думала о Магритте, пока не подумала о нем.

И при этом даже то надгробие, которое Адам обещал установить на могиле, когда я уехала и не стала этим заниматься, находилось в моей голове все эти годы, пока я не вернулась туда.

Причем надгробия там даже не оказалось.

Боже, чего только не вытворяли мужчины.

Однако что хоть кто-то из нас когда-нибудь по-настоящему знает?

И, по крайней мере, когда я начала рассказывать, я, разумеется, наконец-то поняла, что вызывало во мне чувство подавленности.

Прошлый вторник.

Когда я просто лежала на солнце после того, как закончился дождь, и думала о котах, ну или так мне казалось.