Любовная история галлов - [6]

— Ах, Боже мой! — вскричала Арделиза. — Возможно ли, чтобы я увидела это и тотчас не умерла! Как! У него, бедняжки, было столько других сувениров, более красноречивых, а он сберег даже этот платок! Есть ли на свете что-нибудь трогательнее?

И рассказала Фезике, как несколько лет тому назад она, сидя рядом с Кандолем за рукоделием, порезалась, а он попросил у нее платок, которым она отерла руку, и оставил его у себя. Затем подруги нашли в шкатулке браслеты, вышитые кошельки, волосы Арделизы и ее портреты, а когда дошли до писем, Фезика спросила, нельзя ли ей прочитать некоторые из них. Арделиза позволила, и Фезика развернула первое:

Здесь говорят, будто Вы потерпели поражение. Может быть, это ложный слух, распускаемый завистниками, но может быть, и правда. Томясь неизвестностью, я молю, Господь, сохранить жизнь моего возлюбленного и оставляю армию на Твое попечение. Да, Господи, не только армию, но также и государство, и весь мир в придачу. С тех пор как мне сообщили эту новость, причем я ничего не узнала о Вас лично, я делаю по двадцать визитов в день. Завожу разговор о войне в надежде услышать что-нибудь утешительное. Повсюду говорят о поражении и ничего о Вас. Не смею спросить, что с Вами сталось, но не из боязни показать, что люблю Вас. Слишком велика моя тревога, чтобы я думала об осторожности; но я страшусь узнать более, чем мне хотелось бы знать. В таком состоянии я нахожусь и буду находиться до первого регулярного курьера, если у меня хватит сил его дождаться. Я беспокоюсь вдвойне оттого, что Вы много раз обещали мне посылать во всех чрезвычайных обстоятельствах нарочного гонца, и его отсутствие в этом случае представляется мне зловещим.

Все время, пока растроганная Фезика читала это письмо — медленно, ибо у нее перехватывало горло, — Арделиза лила слезы. Дойдя до конца письма, обе долго не могли говорить.

— Я больше не стану сегодня читать, — вымолвила Фезика, — ведь если это так тяжко мне, то вам, конечно, намного тяжелее.

— Нет-нет, — возразила Арделиза. — Продолжайте, прошу вас; слушая эти письма, я плачу, но ведь и вспоминаю о нем.

Итак, Фезика развернула новое письмо, и вот что там оказалось:

Что же это такое! Неужели я навсегда лишилась из-за Вас покоя? Неужели так и буду жить в вечном страхе потерять Вас, думая, что Вы можете погибнуть или перемениться ко мне? Пока продолжается кампания, я не перестану терзаться жестокой тревогой; каждый вражеский выстрел кажется мне направленным в Ваше сердце. И вот я узнаю, что Вы проиграли сражение, но не имею никаких сведений о Вас. Когда же, измученная смертельным страхом, узнаю я наконец, что Вас спасла моя фортуна — ведь, как Вы убедились, Вы ничем не обязаны Вашей, — до меня доходит известие, что Вы пребываете в Авиньоне в объятиях Армиды, найдя в них утешение в несчастье. Если это так, я от души сожалею, что Вы не погибли в том проигранном бою. Да, мой милый, я предпочла бы видеть Вас мертвым, нежели непостоянным, ибо тогда бы радостно верила, что живи Вы дольше, то любили бы меня всегда. Теперь же в моем сердце одна лишь ярость, оттого что Вы забыли меня ради другой, которая не любит Вас так, как я.

— Возможно ли? — вопросила Фезика Миреля. — Кандоль любил Армиду?

— Нет, сударыня, — отвечал Мирель. — Возвращаясь из армии, он задержался на два дня в Авиньоне, чтобы немного встряхнуться, и дважды встречался там с Армидой; судите сами, можно ли это назвать любовью. Но, сударыня, — прибавил он, обращаясь к Арделизе, — кто же так хорошо осведомил Вас обо всем, что происходило?

— Увы! — произнесла она. — Я знаю обо всем только по слухам. Однако решительно все говорят об этой страсти и даже упоминают, что она явилась отчасти причиной его смерти; здесь нет никого, кто не знал бы об этом.

И зарыдала еще пуще. Желая отвлечь подругу от горестных мыслей, Фезика протянула ей еще одно письмо и спросила, не знакома ли ей подпись.

— Как же, — ответила Арделиза, — это письмо моего дворецкого. Любопытно, о чем там речь. — С этими словами она взяла письмо и начала читать:

Что бы Вам ни писала госпожа, наш дом вечно полон нормандцами. Лучше бы эти дьяволы сидели в своем краю. Я взбешен, Монсеньор, их присутствием и еще тысячью других вещей, которые мне приходится видеть. Подробности я Вам не сообщаю, надеясь, что Вы скоро будете здесь и сами наведете во всем порядок.

Под нормандцами дворецкий разумел Ороондата и его братьев Танкреда, шевалье Эдмона и Тюрпена, частых гостей Арделизы.

Простодушие, с каким бедняга сообщал новости Кандолю, так развеселило сумасбродную красавицу, что, взглянув на Фезику — у которой было меньше поводов печалиться, чем у нее, — она принялась неистово хохотать. Видя это, Фезика также рассмеялась. Один бедный Мирель, не выдержав зрелища неуместного веселья, заплакал еще горше и стремглав выбежал из будуара.

Два или три дня спустя, когда Арделиза уже утешилась, Фезика и другие приятельницы посоветовали ей продолжать плакать ради своей репутации: ее связь с Кандолем, говорили они, настолько широко известна, что ей подобает выказать чувствительность. Еще два или три дня Арделиза делала над собой усилие, а потом вернулась к своему обычному расположению духа. Перемену в ее настроении ускорил карнавал;