Любовная история галлов - [16]

Между тем Тримале, ничего не знавший о судьбе своего письма, отправился в воскресенье к Арделизе. У нее было в тот день множество гостей, так что поговорить с ней о деле ему не удалось. Он приметил только, что она часто на него взглядывала, и от нее отправился рассказать об этом Фезике, от которой, возвратившись из Лиона, не скрывал ничего. Он поведал также о своих обстоятельствах Виневилю. И одна и другой, каждый по отдельности, сочли, что, учитывая податливость дамы и неотразимость кавалера, его домогательства не будут ни слишком долгими, ни бесплодными. И в самом деле, красота и статность Тримале так понравились Арделизе, что она пожалела о жертве, только что принесенной Самилькару.

На другой день Тримале вновь посетил Арделизу и, застав ее одну, заговорил о своей любви. Красавица, весьма довольная, выслушала его объяснение самым благосклонным образом. Они уже сговорились любить друг друга и уточняли некоторые условия, когда пришли какие-то гости и Тримале оказался вынужден минуту спустя удалиться. Арделиза же, как можно скорее избавившись от гостей, села в карету и поехала к Фезике, чтобы разузнать, по-прежнему ли Тримале ее интересует. Поговорив на разные темы, она наконец рассказала о намерениях Тримале относительно себя и спросила, что подруга об этом думает. Фезика ответила, что в подобных случаях надлежит прислушиваться только к своему сердцу.

— Мое сердце, — заметила Арделиза, — говорит мне мало хорошего о Тримале, а разум говорит очень много плохого о нем. Он вертопрах, я никогда не стану его любить.

И, не дожидаясь ответа, простилась с подругой.

Между тем Тримале, вернувшись домой, нашел там Виневиля, которому крайне не терпелось узнать, в каком положении находятся дела друга. Тримале довольно холодно сказал, что, судя по обхождению Арделизы, все сорвалось. Виневилю хотелось знать подробности их беседы, однако Тримале, из опасения выдать себя, поминутно переводил разговор на другие предметы. У Виневиля, который был проницателен и влюблен в Арделизу, зародились некие подозрения; он старался выведать что-нибудь у Тримале, чтобы знать, как вести себя с любимой. Видя, что признаний добиться не сможет, Виневиль ушел. В следующие три дня он пребывал в смертельном беспокойстве. Убедившись, что Тримале не удостаивает его больше своим доверием, Виневиль являлся к Фезике с вытянутым лицом; однако ничего не рассказывал ей о своей опале, дабы не уронить себя в глазах красавицы.

Наконец по прошествии трех дней Виневиль пришел к Тримале и сказал:

— Что сделал я, сударь, такого, из-за чего вы обращаетесь со мной подобным образом? Я прекрасно вижу, что вы скрываете от меня ваши отношения с Арделизой; скажите же, почему, или, если причины нет, рассказывайте мне всё по-прежнему, как привыкли.

— Простите меня, бедный мой Виневиль, — ответил Тримале. — Но Арделиза, удостоив меня высшей благосклонности, потребовала, чтобы я не говорил об этом никому, особенно же вам и Фезике: по ее словам, вы человек злой, а Фезика ревнива. Даже самый нескромный любовник вначале всегда соблюдает тайну, если для достижения цели ему удалось обойтись без конфидента. Именно так обстоит сейчас дело со мной. По природному складу я всегда готов рассказать о своих любовных приключениях, но вот уже три дня, как я не поведал о последнем из них даже вам, от кого не утаиваю ничего. Но наберитесь терпения, друг мой, я расскажу вам все, что произошло между Арделизой и мной, и расскажу подробнейшим образом, чтобы хоть как-то загладить обиду, нанесенную дружбе, которую к вам питаю.

Итак, знайте же, что во время моего посещения Арделизы, первого после виденного вами письма, я не прочел в ее лице ни суровости, ни нежности; общество, находившееся у нее, помешало мне рассеять мои сомнения. Я заметил только, что время от времени она оглядывала меня с ног до головы. На другой день, найдя ее одну, я так ярко обрисовал ей свою любовь и так настаивал на немедленном ответе, что и она призналась мне в любви и обещала доказать ее на условиях, о которых я вам уже поведал. Как вы понимаете, я должен был обещать ей хранить тайну. Заслышав вдруг какой-то шум, Арделиза велела мне прийти незадолго до наступления темноты, переодевшись девушкой, продающей кружева. Вернувшись домой, я, как вы сами знаете, нашел там вас. По холодности, с какой я вас принимал, вы могли, конечно, заметить, что мне досаждали все люди, а особенно вы, друг мой: ведь я имел больше причин не доверять вам, чем кому-либо другому. Вы заметили это и заподозрили, что я с вами не до конца откровенен.

Когда вы ушли, я приказал, чтобы ко мне никого не пускали и говорили, будто меня нет дома, и стал готовиться к предстоявшему мне на другой день маскараду. Все наслаждение, даруемое нам заранее воображением, испытал я, упиваясь им в течение двадцати четырех часов. Последние четыре или пять длились для меня дольше всех предыдущих. Наконец наступил час, которого я ждал с таким нетерпением³⁴, и я распорядился отвезти меня к Арделизе. Я нашел ее в постели, в чепчике и розовом дезабилье. Не могу передать, друг мой, как она была хороша. Все, что можно выразить словами, меркнет перед ее прелестями. Грудь ее была полуобнажена. Непослушные локоны спускались на плечи. Глаза блестели ярче звезд, и любовь оживляла ланиты прекраснейшим в мире румянцем.