Любовь во время карантина - [53]
Я не знала, что делать с отъездом: улететь, потеряв визу и возможность вернуться, пока с ковидом в России не будет покончено? Маловероятно, что меня пригласят назад с теплым приветствием: добро пожаловать в Москву, сегодня у нас порядка трех тысяч семисот зараженных. Но сидеть, ждать конца пандемии, прежде дождавшись распада атома?..
k. перешел на хоум-офис и купил билет в Москву. Меня отпустило. Через два дня его рейс отменили, через три отменили рейсы на все направления.
Мы застряли еще дальше друг от друга, на западном фронте и на восточном, в нарастающей панике и без всяких надежд на перемены.
Когда мир взрывается твоей панической атакой, серией панических атак, потому что ты впервые всерьез слышишь слова «дефицит», «закупаться гречкой», и там еще макароны, спички, соль и все такое – а в твоем детстве такого уже не было, и ты про себя, а потом, срываясь, родителям по телефону: все действительно станет так плохо, или в этом во всем можно жить, просто паника, страх и отсутствие исторической травмы?
Родители говорят: конечно, можно. А у меня в голове все пустые полки, и хлеб по талонам на вес, и суточная норма, и я вряд ли доберусь до нее, потому что по-прежнему теряю и теряю жизненные силы; и вот уже две с половиной недели как я каждый день подхожу к двери, поворачиваю замок дважды влево, а потом дважды вправо, и ухожу назад в спальню, чтобы опять лечь в кровать, провалиться в темноту и не жить как можно дольше. Теперь темнота дается мне легко, как раз-два-три, – даже без валиума. И потом, в чем заключается смысл прогулки, если в ней сто метров, а выхаживать роман, каждый раз по главе или по повороту сюжета, нужно часами?
Только один раз в день я встаю, оживляюсь, делаю губы, и брови, и скулы, и рисую выразительные глаза вместе рыбьих пустых; надеваю что-то из старой, красивой одежды для улицы, а бывает, даже кручу локоны – правда, на скорую руку, прислонившись к стене, потому что вокруг все теперь как бесплатная, бесконечная, тошнотворная карусель. И только когда я ложусь спать, головокружение ненадолго уходит, напоминая, что раньше такой была вся жизнь – полной сил, способной к движению, и даже (и тут хорошо бы миновать эту мысль с уверенностью, что все снова вернется) мир, изолированный ровно для двоих.
В зуме меня ждет k., и хотя это не тот беззаботный декабрь, когда встреча была вот-вот; и не февраль, когда новая жизнь отражалась в глазах друг друга; и хотя теперь можно играть в «угадай плохую новость», потому что одна из пяти точно делает так, что шансы на встречу – уже не сейчас, даже не скоро, просто когда-нибудь – падают ниже и ниже, ниже и ниже – и все же это единственный живой момент дня, и мы договариваемся ждать, делать то, что когда-то друг другу обещали, и отслеживать дважды, трижды, четырежды в день любые каналы, по которым можно улететь в любую из наших сторон. В какую именно – теперь все равно.
После этого мы честно приступаем к выполнению обещаний. Я открываю файл с романом и продолжаю до четырех утра или 10 000 знаков – что наступит скорее. k. открывает черный экран программиста и продолжает.
Зум превращается в то, ради чего продолжается все. И когда повсюду в Москве, разом, падает скорость, и интернет перестает опережать нас, переходя на ретроскорость загрузки минутами, словно и он в депрессии, – это, считай, и есть тот самый современный шаг в Апокалипсис. Снаружи пустынно и неизбежно серо, а одинокие скитальцы на улицах носят маски на пол-лица. Все их носят.
Мы с k. не виделись месяц.
Мы с k. не виделись два месяца.
Мы с k. не виделись три месяца.
Мы с k. не виделись четыре месяца.
Четыре с половиной.
Мы с k. не увидимся больше никогда.
Столько лет проборовшись с этим и прогордившись, я сдаюсь в лепрозорий зависимых и в один день, ни с того ни с сего, принимаюсь следить за новостями. Сначала за сводками, потом за всем, что мне удается выцепить; потом новостные ленты, поисковики, социальные сети и, наконец, дно – популярные форумы. Впрочем, их я теперь считаю источниками непредвзятой информации на местах.
Я начинаю относиться к сбору информации все серьезнее и серьезнее, что настолько же мило, насколько нелепо: простодушно я принимаю свою медиазависимость за контроль и участие в мире за дверью, которую не открывала уже больше месяца. Впрочем, вместо внешнего мира у меня формируется коммьюнити новостей, ведь мы все, по всему миру, смотрим, боимся и ждем одного и того же: я в Москве, k. у себя, друзья в Англии, родители в Казахстане, сестра в Германии. Все оперируют одинаковыми цифрами: число зараженных, число выздоровевших, число погибших, число заболевших в ближайшем кругу; число, которое скользит, извиваясь как змея, и концом хвоста уже ставит метки на самых, самых «своих». Удавка затягивается, и все давит – сильнее, сильнее, сильнее. На ночь я выкладываю на свободной половине кровати (и да, тоже вспоминаю ликер и смеюсь: то несчастье сегодня приравнивается к развлечению) пять или шесть футболок, рубашек, топов – с коротким рукавом, с длинным, на бретельках? Я постоянно задыхаюсь, переодеваюсь, открываю-закрываю окно и обхватываю себя руками, грустное объятие для одного – пытаясь заставить вдыхать и выдыхать, словно я разучилась так делать. Вот только не от COVID-19, а от страха и отсутствия цели продолжать: зачем-то работать легкими, зачем-то стараться вдыхать воздух и зачем-то потом выдыхать. Слишком много пустых усилий.
«…и просто богиня» – парадигма историй писателя и журналиста Константина Кропоткина, в которых он живописует судьбы женщин, тех, что встречались ему на протяжении многих лет в разных уголках планеты. Эти женщины – его подруги, соседки, учителя, одноклассницы и однокурсницы, сотрудницы и начальницы. Они чьи-то матери, жены, любовницы, сестры, дочери. Одни невероятно привлекательны, другие откровенно некрасивы. Одинокие и замужние, имеющие одного или нескольких любовников. Знакомые или случайно встреченные однажды.
Не рекомендуется малым детям. Подросткам употреблять только под наблюдением взрослых. Не принимать все вышеописанное всерьез, также как и все, что еще будет описано.
Учебное пособие включает в себя введение к курсу, практикум с методическими указаниями, списки художественных текстов, учебной и исследовательской литературы, а также хрестоматию историко-литературных материалов и научных работ, необходимых для подготовки практических занятий. Основные задачи пособия – представить картину развития литературы эпохи рубежа XIX—XX веков, структурировать материал курса, акцентировать внимание на проблемных темах, на необходимой учебной и научной литературе, развить навыки филологического анализа.Для студентов гуманитарных специальностей, аспирантов, преподавателей вузов.
После десятилетнего шатания по Европе в Москву, к друзьям Илье и Кириллу возвращается Марк, вечно молодой кокетливый мужчина, с которым они делили квартиру в конце 1990-х. Так заканчивается спокойная жизнь этой обыкновенной пары. Криминальное продолжение высокодуховного интернет-хита «Содом и умора».
Курс лекций посвящен творчеству Франца Кафки в контексте культуры и литературы ХХ века. В книге очерчены контуры кафкианского художественного мира, представлены различные варианты интерпретаций новеллы «Превращение» и романов «Америка», «Процесс», «Замок». Отдельная часть посвящена восприятию наследия писателя в русской культуре и судьбе публикации его произведений в СССР. В книге впервые на русском языке опубликована новелла Карла Бранда «Обратное превращение Грегора Замзы» (1916).
В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.