Любовь в эпоху ненависти. Хроника одного чувства, 1929-1939 - [10]

*

Он смертельно устал, едва появившись на свет в 1874 году. «Не властен я с век своих поблекших / Стряхнуть усталость племен забытых» [11], — написал Гуго фон Гофмансталь, будучи восемнадцатилетним вундеркиндом. В те годы Вена, наоборот, только просыпалась, мировой дух пробудил дикие творческие энергии — Эгон Шиле, Георг Тракль, Людвиг Витгенштейн, Зигмунд Фрейд, Артур Шницлер, Карл Краус и так далее. А Гуго фон Гофмансталь просто постоял рядом, беспомощная жертва модернистского урагана, в двадцать пять лет он уже стал легендой, а теперь, в пятьдесят пять, он элегантный динозавр, аристократ духа, невыносимый сноб, иногда сочиняющий либретто для Рихарда Штрауса. Иногда он позволяет себе немного прозы, столь же изящно закрученной, как кончики его усов. Он провозгласил, что главной целью двадцатых годов должна быть «консервативная революция». Для него это означает в том числе непрерывное утверждение института брака. Да, все его комедии и либретто — на самом деле пафосные гимны браку; своему другу Карлу Буркхардту он пишет, что в его пьесах сказано всё, что он думает по этому поводу. Но сказано, наверное, так завуалированно, что даже его собственной жене Герти приходится долго разбираться. Потому что большой теоретик брака не очень активен на практике. Кажется, его главное достоинство как мужа — терпение. Он находит совершенно правильным, что жена не интересуется темами, которые он обсуждает с друзьями. И что она уходит из комнаты, когда он собирается прочесть вслух что-то из написанного. «Брак состоит не в том, чтобы всё было общее», — полагает Гофмансталь.

В книгах он выражается несколько сложнее. Например, в «Ad me ipsum» он пишет, что брак разрешает «две антиномии бытия — времени и срока, одиночества и общности». Поэтому, с его точки зрения, жизнь без связи ведет к жизни без предназначения, и тот, кто не женится, влачит бесполезное «предсуществование». Ничего удивительного, что с такими теориями Гуго Гофмансталю приходилось нелегко в Берлине и Париже золотых двадцатых годов. Зато в Родауне, аристократичном пригороде Вены, куда он перебрался, и на театральных фестивалях в Зальцбурге супружеские пары с благосклонной улыбкой слушают арии с его тезисами, держась за руки.

А как часто сам Гуго фон Гофмансталь держит за руку свою Герти? Трудно сказать. В его прозе и письмах никогда не упоминаются два человека — Герти и он сам; даже друзья считают его молчуном в том, что касается его внутреннего мира, а также еврейских корней. Это относится и к будущему, уже в двадцатые годы он панически предостерегает всех от попыток написать его биографию, потому что это «нелепо», и обещает оставить после смерти необходимые распоряжения, чтобы «не допустить подобной дешевой болтовни».

Он наглухо закрыл свои внутренние, ранимые области, и над его сверхчувствительной душой властвуют телесность и эротика. Брак для него — умственное понятие, можно сказать, весьма убедительная концепция. Замечает ли он, что ее, как и многие хорошие концепции, довольно трудно воплотить в жизнь? Герти родила от него троих детей: в 1902 году Кристиану, в 1903 году Франца и в 1906 году Раймунда, но Гуго фон Гофмансталь каждый раз устраивает так, что роды происходят во время его длительных поездок и выступлений за границей. И он не спешит возвращаться домой. Да, всю свою жизнь он виртуозно уклонялся. От друзей, обязанностей, детей, работы. А от женщин? Этого мы не знаем. В юности он отверг ухаживания Стефана Георге, но среди его близких друзей много геев — Леопольд фон Андриан, Рудольф Александр Шрёдер, граф Гарри Кесслер. Именно прозорливый граф Кесслер однажды записал: когда Гофмансталь разговаривает с женщинами, он становится «похож на дипломата, на восьмидесятилетнего старика». А Гофмансталю тогда было всего тридцать.

После знакомства со своей будущей женой Герти Шлезингер он пишет ее брату и поясняет, почему выбрал ее в жены: «Она относится к жизни с доверием и совсем без тоски». Кажется, его это успокаивает. Герти «так удачно лишена всякой тяжеловесности». Или, иными словами и без обиняков: она обладает чудесной способностью «легко и радостно принимать факт некоторой ограниченности своего интеллекта и не претендовать на то, что ей недоступно». Причем такая ситуация ее полностью устраивает, и нет никакого смысла в том, чтобы «как-либо просвещать ее с помощью книг или разговоров». Вот так Гуго фон Гофмансталь представляет себе идеальную жену.

Да, когда Гофмансталь говорит, что «не может помыслить жизни без брака», то в этом громогласном пафосе слышится какое-то заклинание от дурного глаза. Тогда получается, что брак в его случае — это идеальная форма одиночества. Бесконечная попытка скрыть за красивыми словами свои гомосексуальные склонности. Автор либретто оперы «Кавалер розы» [12] как будто хочет предъявить публике блестящий образ «идеального мужа», чтобы защититься от самого себя. Создается впечатление, что с помощью непрерывного украшения фасада, под лирической оболочкой искусства он надежно спрятал от себя свои истинные желания. В его произведениях нет никого вроде Густава фон Ашенбаха, с вожделением наблюдающего за юношами на острове Лидо, нет ловкого официанта, бродящего по страницам дневников, как у Томаса Манна. С браком у Гофмансталя дела обстоят примерно так же, как с героизмом: во время Первой мировой войны он повсюду воспевает храбрость, волю к победе и мужественную жертвенность солдат, а сам из кожи вон лезет, чтобы добиться перевода с опасного для жизни фронта в теплый административный кабинет.