Любовь среди руин. Полное собрание рассказов - [186]
Это и стало началом моей «карьеры». Эти евреи управляли моей жизнью в течение следующих пяти лет, и я рисовал так, как мне велели в школе при академии, куда меня отправили учиться. И все были очень добры ко мне, я был представлен многим богатым людям — не только богатым евреям, но и людям вашего круга, которые тратят много денег на то, чтобы скучать, и которых авторы романов для низов среднего класса называют «обществом». Я начал постепенно блистать в обществе и превращался в симпатичного джентльменчика. Однако всякий раз, ощущая зернистость холста под своей кистью, я чувствовал неудовлетворение.
Когда мне исполнилось девятнадцать, мне выделили студию — конечно, не такую, как эта, но вполне приличный сарай с хорошим освещением — и сделали из меня светского портретиста. Какое-то время я писал портреты и льстил приходившим ко мне уродливым старухам. Но очень скоро я обнаружил, что больше не в силах это выносить. Я рисовал плохо, безвкусно, неискренне и знал, что способен на большее. Я увидел, что вся академическая концепция была ложной, — да-да, сегодня из моих уст это звучит забавно, не так ли? Но многие вещи куда более очевидны для нас, когда мы молоды.
Той осенью в Лондон приехали итальянские футуристы, и Маринетти[227] прочитал свою эпохальную серию лекций на ломаном английском языке в галерее Доре[228]. Именно там, и особенно в танцевальных сценках Северини[229], я нашел то, что искали я и половина Челси.
Тогда я все время совершал какие-то импульсивные поступки, и вот, вернувшись домой и обнаружив в своей комнате багаж, который я упаковывал для поездки по Италии с евреями (они все еще управляли мной, хотя к тому времени я зарабатывал довольно прилично), я исполнился омерзения. Я написал им короткую и, боюсь, очень грубую записку и, хлопнув дверью своей студии, выбежал в ночь.
У меня не сохранилось четких воспоминаний о том, что случилось той ночью. Я пошел в кафе «Роял» и выпил абсенту. И вскоре я присоединился к компании за соседним столиком, и мы все вместе много пили и смеялись, как это свойственно англичанам, которые корчат из себя представителей богемы. И наконец все вывалились наружу, на прохладный воздух Риджент-стрит. С нами были и девушки, все коротко стриженные, хотя тогда это еще не вошло в моду. А вожаком нашей группы был красивый юноша с рыжевато-золотистыми волосами, которого мы все звали Рональдом. Я так и не узнал его настоящей фамилии, хотя встречался с ним постоянно в течение следующего года и даже делил с ним студию. Он писал яростные «абстракции» в горячих тонах во время коротких приступов бешеной энергии, сменявшихся затем вялостью и апатией. Мы были весьма дружны в течение того года, что я провел в нашем фальшивом Латинском квартале. Ибо после той ночи я покинул евреев и проводил время с молодыми студентами-искусствоведами и художниками-футуристами. Мы были вполне счастливы, и я всегда вспоминал бы тот год как лучший в моей жизни, если бы…
Что ж, в течение того года я писал так, как не писал никогда ни до, ни после. Я писал так, как — я точно это знал — должен был писать: без условностей и ограничений. Я выставлялся в галерее Мансард и в Адельфи, а рецензии на мои работы появлялись в «Бласте» и в «Джипси»[230]. С головой погрузившись в работу, я был невероятно счастлив, а потом все испортила женщина.
Если не возражаете, я не стану об этом распространяться. Я был отчаянно влюблен, и Рональд все время твердил мне, чтобы я не валял дурака. Я его не слушал, и постепенно мои связи с друзьями стали слабеть и обрываться. Она была натурщицей, и ее образ и поныне остается для меня самой прекрасной вещью и самым большим укором… Что ж, как и предсказывал Рональд, произошел крах, и я разорвал все свои эскизы и доверху забил ими печку в студии. И я соскреб мастихином краску со своих холстов. И была у меня одна чудовищная ночь со всем, что к ней прилагается, — «и буйство пышных роз, и танцы до утра, покуда в памяти последний след не гаснет бледных лилий»[231]. Мы все были очень пьяны и очень шумны и отпускали раблезианские шутки до самого утра. А затем в предрассветных сумерках я вернулся к респектабельности и евреям.
До сих пор он говорил очень серьезно, даже с горечью. Теперь же он повел своими широкими плечами, встряхиваясь, как собака, вскинул голову и, жестом велев мне вернуться в прежнюю позу, взял свою палитру.
— О да, они приняли меня с распростертыми объятиями. И Мэйфейр[232] признал меня модным увлечением этого же сезона. Прежняя жизнь продолжалась. Они сделали меня академиком и… счастливым человеком? Ну да. Почему бы и нет? Я неплохо устроил свою жизнь. Спросите любого из ваших друзей по клубу, они вам скажут то же самое. Но бывают такие моменты, когда я читаю отзывы о работах Рональда и слышу насмешки моих академических коллег над ними, и тогда я… Ну что ж, мы должны заняться этой проклятой картиной, пока еще светло.
Дом: падение
Никогда еще за всю свою пеструю и, безусловно, не всегда блистательную историю школа не находилась в состоянии такой полной дезорганизации и прострации, как в пасхальный семестр 1917 года. Во Франции и Фландрии наши слабоохраняемые, недостаточно вооруженные укрепления были совершенно неспособны успешно противостоять угрозе немецкого натиска, каждая газета приносила новости о по-прежнему некомпетентном командовании и военных неудачах, с каждой почтой приходили сообщения о чьем-то убитом друге или родственнике. В отсутствие младших педагогов всеми школьными делами заправляли пожилые надзиратели — благожелательные, но, увы, совершенно некомпетентные. Молодые префекты, сознававшие, что через несколько недель, самое большее через несколько месяцев, они неизбежно будут призваны, возможно, убиты и почти наверняка искалечены, так же мало заботились о школьном распорядке, как и об учебе. По всей стране нервы у людей были напряжены до предела. Это следует иметь в виду, читая о событиях, которые не могли бы произойти ни в какое иное время.
Роман «Мерзкая плоть» — одна из самых сильных сатирических книг 30-х годов. Перед читателем проносится причудливая вереница ярко размалеванных масок, кружащихся в шутовском хороводе на карнавале торжествующей «мерзкой плоти». В этом «хороводе» участвуют крупные магнаты и мелкие репортеры, автогонщики, провинциальный священник и многие-многие другие.
В романной трилогии «Офицеры и джентльмены» («Меч почета», 1952–1961) английский писатель Ивлин Во, известный своей склонностью выносить убийственно-ироничные приговоры не только отдельным персонажам, но и целым сословиям, обращает беспощадный сатирический взгляд на красу и гордость Британии – ее армию. Прослеживая судьбу лейтенанта, а впоследствии капитана Гая Краучбека, проходящего службу в Королевском корпусе алебардщиков в годы Второй мировой войны, автор развенчивает державный миф о военных – «строителях империи».
Ироническая фантасмагория, сравнимая с произведениями Гоголя и Салтыкова-Щедрина, но на чисто британском материале.Что вытворяет Ивлин Во в этом небольшом романе со штампами «колониальной прозы», прозы антивоенной и прозы «сельской» — описать невозможно, для этого цитировать бы пришлось всю книгу.Итак, произошла маленькая и смешная в общем-то ошибка: скромного корреспондента провинциальной газетки отправили вместо его однофамильца в некую охваченную войной африканскую страну освещать боевые действия.
Творчество классика английской литературы XX столетия Ивлина Во (1903-1966) хорошо известно в России. «Возвращение в Брайдсхед» (1945) — один из лучших романов писателя, знакомый читателям и по блестящей телевизионной экранизации.
Видный британский прозаик Ивлин Во (1903–1966) точен и органичен в описании жизни английской аристократии. Во время учебы в Оксфорде будущий писатель сблизился с золотой молодежью, и эти впечатления легли в основу многих его книг. В центре романа «Пригоршня праха» — разлад между супругами Тони и Брендой, но эта, казалось бы, заурядная житейская ситуация под пером мастера приобретает общечеловеческое и трагедийное звучание.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
Историческая трилогия выдающейся норвежской писательницы Сигрид Унсет (1882–1949) «Кристин, дочь Лавранса» была удостоена Нобелевской премии 1929 года. Действие этой увлекательной семейной саги происходит в средневековой Норвегии. Сюжет представляет собой историю жизни девушки из зажиточной семьи, связавшей свою судьбу с легкомысленным рыцарем Эрландом. Это история о любви и верности, о страсти и долге, о высокой цене, которую порой приходится платить за исполнение желаний. Предлагаем читателям впервые на русском все три части романа – «Венец», «Хозяйка» и «Крест» – в одном томе.
Люси Мур очень счастлива: у нее есть любимый и любящий муж, очаровательный сынишка, уютный дом, сверкающий чистотой. Ее оптимизм не знает границ, и она хочет осчастливить всех вокруг себя. Люси приглашает погостить Анну, кузину мужа, не подозревая, что в ее прошлом есть тайна, бросающая тень на все семейство Мур. С появлением этой женщины чистенький, такой правильный и упорядоченный мирок Люси начинает рассыпаться подобно карточному домику. Она ищет выход из двусмысленного положения и в своем лихорадочном стремлении сохранить дом и семью совершает непоправимый поступок, который приводит к страшной трагедии… «Три любви» – еще один шедевр Кронина, написанный в великолепной повествовательной традиции романов «Замок Броуди», «Ключи Царства», «Древо Иуды». Впервые на русском языке!
Джеймс Джойс (1882–1941) — великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. Роман «Улисс» (1922) — главное произведение писателя, определившее пути развития искусства прозы и не раз признанное лучшим, значительнейшим романом за всю историю этого жанра. По замыслу автора, «Улисс» — рассказ об одном дне, прожитом одним обывателем из одного некрупного европейского городка, — вместил в себя всю литературу со всеми ее стилями и техниками письма и выразил все, что искусство способно сказать о человеке.
Самый популярный роман знаменитого прозаика Арчибальда Кронина. Многим известна английская пословица «Мой дом — моя крепость». И узнать тайны английского дома, увидеть «невидимые миру слезы» мало кому удается. Однако дом Джеймса Броуди стал не крепостью, для членов его семьи он превратился в настоящую тюрьму. Из нее вырывается старшая дочь Мэри, уезжает сын Мэт, а вот те, кто смиряется с самодурством и деспотизмом Броуди — его жена Маргарет и малышка Несси, — обречены…