Любовь поры кровавых дождей - [159]

— И поблизости нет женщин вообще? — Этот вопрос прозвучал у меня как-то испуганно.

— Во всей округе духа их нету!

Таким образом, одно из обвинений отпало само по себе, тут не требовалось никакой проверки.

— Ну как вообще ваша новая батарея? — как бы между прочим поинтересовался я.

— Превосходная! — убежденно ответил он.

— А люди?

— Один лучше другого. Ребята как на подбор.

— А как с дисциплиной? Нет ли случаев нарушения, пьянства или…

— Да что вы, — прервал меня Колосков, — такого и они себе никогда не позволят, да и я не допущу.

— Какие отношения у вас с начальством? — Я не смог удержать улыбки.

— Не лучшие, — нахмурился Колосков.

— Как это понимать?

Я удивлялся про себя, что, несмотря на удивительную проницательность, трезвость и стойкость, он сохранил свою прежнюю детскую черту, которая проявилась и сейчас так же, как при его прежних стычках с руководством.

— Я знаю, что и раньше начальство вас не шибко жаловало, но, может, в этом повинна немного и ваша строптивость?

— Смотря какое начальство! Некоторые меня и прежде недолюбливали и сейчас. А сам я ценю людей, которые в каждом деле видят прежде всего суть, а потом уже форму.

— В нашем деле мы не имеем права отрицать форму и даже не можем придавать ей второстепенного значения. Тот, кто попытается это сделать, обречен на неудачу.

— Это верно, но форма форме рознь. Одна — подлинная, а другая видимая, показная. Я лично враг всякой показухи.

— Только показухи?

— Неискренности, очковтирательства, лести, самодурства, глупости и бездарности…

— Простите, но получается, что вы хвалите себя одного…

— Нет, я честен как на исповеди.

— Странно. Насколько я помню, вы не очень любите открывать перед другими душу.

— Я хочу облегчить вам вашу задачу.

— Какую задачу? Я не совсем вас понял.

— Товарищ подполковник! Ведь вас прислали, чтобы проверить, соответствуют ли действительности состряпанные против меня обвинения.

Я не знал, что ответить, — с виду наивный Колосков был удивительно догадлив.

— Ваше молчание, товарищ подполковник, — самый выразительный ответ. Мне приятно, что, поднимаясь в чинах, вы не потеряли своей прямоты и честности. Такой человек не проглядит правды. А ведь иные готовы ради собственной карьеры навешать на меня всех собак. Да только кишка тонка! Если я провинился на пятак, то отвечать на гривенник не намерен. Вы со мной согласны?

— Согласен. Человек должен отвечать лишь за то, в чем он виновен, — ни больше, ни меньше. Преувеличение или преуменьшение его вины не позволит уже называть истину истиной.

— Если хочешь осудить человека — кем бы он ни был, — уверяю вас, грехов за ним обнаружится достаточно. Поэтому не нужно приписывать ему чужих. Но есть такие, которые готовы обвинить тебя и в том, в чем ты никак не повинен.

— Что касается меня, капитан, то я искренне желаю вам добра, только хочу дать вам один совет…

— Какой же? — заинтересовался Колосков.

— Никогда не считайте, что вы умнее, благороднее и справедливее всех.

— Но без этого я потеряю веру в себя и вместе с тем — свою нравственную неуязвимость.

— Веры не теряйте ни в коем случае, но не верьте и в собственную непогрешимость.

— В чем вы видите ошибочность моей позиции?

— В том, что вы в конечном итоге можете принести вред своему же коллективу, действуя из самых добрых побуждений, а это уже явление общественно вредное.

— Что вы видите конкретно в моих действиях антиколлективного, или, как вы выразились, — способного принести общественный вред?

— Превратившуюся в стойкую черту неприязнь к начальству наряду с желанием завоевать любой ценой авторитет у подчиненных. И первое вы часто делаете в угоду второму. Если у вас это получается бессознательно — это плохо, если сознательно — еще хуже. Это так же дурно, как подобострастие по отношению к высшему и высокомерие к низшему.

— Но разве это не лучше, чем заискивать перед начальством и пренебрегать бойцами, то есть быть щенком перед львами и львом над щенками?

— Я не одобряю ни того, ни другого. Человек должен во всех ситуациях сохранять свое достоинство: подчиняться без самоуничижения и руководить, не унижая других…

— Ну, милый мой, таким был только господь бог в представлении верующих!..

В тот день мы расстались, как мне кажется, без особого сожаления…

Ночь, проведенную в колосковской землянке, я не забуду никогда. Не сомкнув глаз, я думал о Колоскове, и все пережитое вместе с ним и с ним связанное стояло перед моим взором. Едва забрезжило утро, как я поднялся и распрощался с капитаном. Несмотря на уговоры, не остался даже позавтракать. Дружба, давшая трещину, пусть даже по самой ничтожной причине, так просто не восстанавливается.

* * *

В последний раз я встретил его через два или три месяца после окончания войны, когда служил в штабе Ленинградского военного округа.

В тот день меня вызвал к себе начальник штаба артиллерии Ленинградского военного округа генерал Брусер, и мы поехали к командующему артиллерией, одному из самых знаменитых артиллеристов, генерал-полковнику Одинцову, кстати сказать, совсем недавно получившему звание маршала.

Сам Одинцов и его управление располагались в бывшем здании генерального штаба русской царской армии на Дворцовой площади, напротив Зимнего дворца.