Любовь поры кровавых дождей - [161]

На месте его не оказалось. Дежурный офицер объяснил мне, что капитан находится на сахарном заводе.

— А что он там делает? — изумился я.

— Там работает его подразделение, — услышал я в ответ, — они все сейчас там, даже командиры части.

— А в чем заключается их работа? — не отставал я.

Дежурный колебался, не зная, отвечать мне или нет. Наконец решился:

— Демонтируют завод…

Я отправился в указанном направлении и через два часа пешего хода очутился перед высоченным зданием сахарного завода, занимавшего огромную территорию.

Прошло немало времени, прежде чем я нашел цех, в котором трудились бойцы колосковской батареи.

Здесь стоял оглушительный шум, стучали молотки, визжали электропилы, пыхтели локомотивы, громко перекликались солдаты, разбиравшие заводское оборудование и грузившие его на стоявшие там же открытые платформы.

В длинном цехе с высоким потолком, залитом ярким электрическим светом, среди уймы суетящихся людей я сразу разглядел Колоскова. Он стоял на деревянной лестнице, приставленной к огромному железном чану, и ножовкой перепиливал блестящую медную трубу.

Стоя у подножья лестницы, я чувствовал на себе любопытные взгляды бойцов, — думаю, виной тому были мои полковничьи погоны. Появление старшего по чину всегда привлекает внимание.

— Товарищ капитан, — крикнул я снизу, — а вы, оказывается, и пилить умеете!

— А как же, я ведь в деревне вырос, — не оборачиваясь, откликнулся Колосков, решив, по-видимому, что разговаривает с кем-то из своих.

Потом он внезапно остановился, медленно повернул голову и, увидев меня, стал быстро спускаться. С последних ступенек он просто спрыгнул, не сдержав нетерпения.

Мы крепко обнялись. Потом он сделал шаг назад, чтобы лучше меня разглядеть.

— Товарищ под… прошу прощения, полковник! — поспешно поправился он и добавил: — Думаю, что скоро будете и генералом, а к вашим неожиданным появлениям и таким же внезапным исчезновениям я давно привык!.. — Он весело рассмеялся.

Потом он поправил ремень и собирался рапортовать мне по всей форме, но я взял его за руку и повлек за собой. С полпути он все-таки от меня сбежал, чтобы отдать необходимые распоряжения взводному и младшим командирам.

Мы прошли через ухоженный сквер и присели на деревянную скамью, стоявшую возле длинного одноэтажного здания.

— Так чем же вы тут занимаетесь? — указал я на цех.

— Демонтируем сахарный завод, — пояснил Колосков, — достался нам в счет репараций… А как вы думаете, что последует за сегодняшним вашим визитом? — спросил внезапно развеселившийся капитан. — Неужели опять какой-нибудь переполох?

— Нет, на сей раз, мне кажется, я привез новость, приятную для вас.

Капитан внимательно на меня взглянул, но в его глазах я не прочел ни интереса, ни любопытства.

— Ладно, пошли, чего мы тут сидим…

Длинное здание словно барьером окружило небольшой пригорок. Раньше здесь жили финские инженеры, а теперь тут устроили офицерское общежитие — каждый сектор представлял собой нечто вроде отдельной квартиры.

Колосков открыл дверь одной из них и пропустил меня вперед. Нас встретила приветливой улыбкой рослая, стройная женщина с открытым приятным лицом. Судя по всему, она в ближайшее время ждала ребенка.

Это обстоятельство несколько меня смутило: уж не помешает ли это осуществлению моих планов?

— Познакомьтесь, моя законная супруга, Амалия Николаевна… Пока она приготовит нам ужин, мы можем посидеть в соседней комнате. Я догадываюсь, что вас привело к нам какое-то дело…

В крохотной комнатушке, выкрашенной голубой краской, с трудом умещались две железные кровати. Капитан указал мне на одну, сам сел на другую. Видимо, столом и тремя стульями, стоявшими в первой комнате, обстановка этой скромной квартирки исчерпывалась. Женские платья и парадный китель Колоскова висели прямо на стене. Китель украшали всего два ордена, полученные капитаном в первые месяцы войны, и три медали.

Мне это показалось и обидным, и несправедливым. Я знал офицеров, чья грудь сверкала наградами, а этот отчаянный вояка и истинный знаток своего дела был отмечен так скупо! Правда, полученные в самые тяжелые дни войны эти два ордена для понимающего человека стоили много больше, но через 20 или 30 лет все ли сумеют их оценить по достоинству?

И тогда я подумал впервые, что хотя всякая война — величайшее зло, но даже самые благородные и пока, к сожалению, неизбежные еще войны во имя справедливости — и то не ко всем справедливы…

…Я ощущал перед этим человеком самую настоящую робость. Сказать ему прямо о цели моего приезда, а вдруг он с присущей ему решительностью возьмет и откажется…

Я говорил о том о сем, все не решаясь приступить к главному. Не знаю, догадался ли капитан о моих затруднениях, но на помощь мне не пришел. Сидел молча и слушал. Наконец я заговорил об окончании войны, о новых задачах, стоящих перед нами, о планах на будущее. Осторожно спросил, что он собирается делать.

Капитан заложил ногу за ногу, похлопал ладонью по широкому голенищу и смеясь ответил:

— Да вот, решил профессию сменить.

Представляю, как вытянулась у меня физиономия!

Капитан поглядел на меня, поглядел… да и расхохотался во весь голос.