Любовь поры кровавых дождей - [150]

Я с глубокой неприязнью прислушивался к фонтану неуместных, на мой взгляд, острот и проникался к капитану все большим недоверием, хотя несколько замечаний Колоскова показались мне весьма дельными.

— Капитан, обрати внимание на эти два «юнкерса-78», которые подбираются к нам сбоку, бери их на себя… Эй, ребята, главное — держите на прицеле обоих, подождите, пока они начнут пикировать. Но и медлить здесь нельзя, иначе они от нас улизнут.

Тем временем гул моторов усиливался. Три огромных двухмоторных «юнкерса» приближались к нам с другой стороны.

— Кирилин, бродяга! Нацеливай орудие на ведущего, мы должны опередить этого мерзавца…

— Есть поймать в цель ведущего, — раздался бравый ответ Кирилина.

Колосков оценил его оперативность:

— Молодец, ты и впрямь парень не промах.

Капитан, надвинув на лоб свою засаленную пилотку, напряженно следил за вражескими самолетами.

— Индекс семнадцать! — приказал он.

— Есть семнадцать! — немедленно последовал ответ.

Колосков и на этот раз успел похвалить бойцов:

— Орлы! Вижу, что дело свое знаете!

Он по-прежнему не сводил глаз с самолетов.

Я отлично его понимал, ибо не раз и сам с тем же напряжением ждал мгновения, когда самолеты должны были достичь черты, подсказываемой твоим собственным чутьем!

— Огонь! — скомандовал Колосков, с силой взмахнув пилоткой.

В тот же миг из дул обоих орудий вырвалось пламя, раздался оглушительный грохот, лицо обожгло горячей волной, и вокруг запахло порохом и гарью.

Я поглядел в небо и увидел, как за первым «юнкерсом» потянулось черное облако дыма, и, охваченный пламенем, он резко устремился к земле; идущий справа от него бомбардировщик накренился в сторону и, входя в положение, которое летчики называют «штопором», стал стремительно падать. Третий «юнкерс» моментально сменил курс, — судя по всему, он не стал испытывать судьбу.

— Капитан! — крикнул мне Колосков. — Ты не за этими смотри, а о своих «юнкерсах» позаботься, глаз с них не спускай! Ты видишь, они сюда направляются! Командиры орудий, цельтесь опять в ведущего!

На сей раз сделанное мне указание обидным не показалось, ибо капитан был прав по существу: откуда он мог знать, обладал ли я достаточным опытом, чтобы вести огонь одновременно по двум разным направлениям.

— Цель поймана! — рапортовали командиры орудий. Колосков стоял, нахлобучив на глаза пилотку, солнце светило ему прямо в лицо. Я не спешил, не хотел опережать его, отдавая приказ.

— Индекс четырнадцать! — не мешкая скомандовал он и почти тотчас добавил: — Огонь!

Одновременно грохнула и вторая пара орудий. В тот же миг первому «юнкерсу», который вот-вот переходил в пикирование, два огромных белых клуба дыма от разорвавшихся снарядов перегородили дорогу. Немецкий пилот не стал лезть на рожон, он тоже изменил курс и, сделав круг над ближайшим лесом, сбросил три бомбы. Мы хорошо видели, как оторвались эти бомбы от вражеского бомбардировщика и как взвились в небо три черных фонтана земли. Однако, едва выйдя из пике, «юнкерс» стал дымить и терять высоту. Я был уверен, что далеко он уйти не сможет.

Тем временем второй «юнкерс» из «моей» пары пытался выполнить свою задачу, сбрасывая на нас бомбы, но взорвались они достаточно далеко. Еще не умолк грохот взрыва, как раздалась резкая команда Колоскова:

— Не упустите, ребята, этого прохвоста, берите его на прицел, три снаряда беглым!..

Второй «юнкерс» и в самом деле вышел из пике и теперь обходил нас сбоку. Сомнений больше не оставалось — у Колоскова был безошибочный глаз.

Капитан так пригнулся, словно готовился к прыжку.

— Индекс восемь! — скомандовал он.

— Есть! — так же браво ответили ему.

Капитан чуток переждал и, когда «юнкерс» поравнялся с нами, рванул с головы пилотку и гаркнул: «Огонь!»

Орудийный залп и превращение самолета в груду горящих обломков, казалось, произошло одновременно.

Мы все могли видеть, как сначала отвалилось у вражеского самолета одно крыло, потом хвост. Как, кружа, они начали опускаться вниз…

— Есть! Прямое попадание! — вскричал обрадованный Колосков, вскинул вверх руки и во всю глотку завопил: «Ура-а-а!..»

Мальчишеский его восторг захватил всю батарею, и через минуту мы все так дружно кричали «ура!», что немцы могли прекрасно нас слышать.

Моя батарея сбила не один самолет противника, и среди них бывали случаи и прямого попадания (хотя в такие обломки нам не случалось превращать ни одного), но таким непосредственным образом нам до сих пор свою радость выражать не приходилось. Победы свои мы праздновали обычно скромнее.

Колосков же заставил нас выразить радость совсем иначе, он так нас зажег, что, случись сейчас возможность, мы бы вступили с врагом врукопашную, и наш натиск никто бы остановить не смог.

В тот день я еще раз убедился, что энтузиазм бойцов в первую очередь зависит от дара командира.

«Вот, оказывается, какой силой обладает этот безбородый юнец! Видно, он и впрямь родился командиром!» — думал я.

Но наши победные кличи, а точнее — разгром вражеских самолетов едва не обошелся нам слишком дорого: не прошло и двух минут, как артиллерия противника обрушила на нашу батарею град снарядов.

— Ребята! В укрытие! — приказал Колосков и первым побежал к блиндажам, подавая пример остальным.