Любовь по учебнику психологии - [37]

– Положи Банни на животик, – проинструктировала Эдит. – Это поможет.

– Да, мама.

Банни был плюшевым кроликом, в живот помещалась бутылка с горячей водой. С пятнадцати лет, во время месячных, он был ей незаменимым помощником. Целуя мать на прощание, она вдруг подумала, как переживает месячные Коринна? И есть ли у нее свой Банни или что-либо похожее? Догадается ли Майк, что ей надо помочь, как это сделала бы мать?

Принимая душ, Хэлли напомнила себе, что сейчас девочки многое узнают на специальных уроках. Но... изучают ли они целебное действие горячей воды?

Представляя себе Луизу Армстронг, преподающую в школе тот самый урок, Хэлли подумала, что тема о плюшевых зверюшках вряд ли была частью этого курса. На свете есть вещи, которые может дать только мать.

Хэлли вдруг обнаружила, что отчаянно хочет быть матерью Коринны. Ее самым близким другом.

Они с девочкой почти достигли этого. Но теперь...

Хэлли закрыла глаза, и слезы сожаления и отчаяния смешались со струями воды. Потому что, как бы сильно ни было ее желание стать другом Коринны Паркер, надо было признать, что любовницей Майка Паркера она хочет быть еще больше.

С грустью Хэлли констатировала, что здравый смысл не позволит ей стать ни тем, ни другим.

И что же, она собирается вот так просто, сложив руки, стоять в стороне?

Этот вопрос высек у нее искру возмущения, но Хэлли была слишком подавленна, чтобы превратить эту искру в настоящий огонь. Сегодня она наденет мягкий тренировочный костюм и будет бездельничать, зализывая раны.

Но ее отец, как оказалось, имел другие намерения.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Первой реакцией Хэлли при виде Джеймса Маккензи в дверях своего дома было желание закрыть их у него перед носом и сказать то же, что он сказал ей: «Здесь тебе нечего делать».

Она пристально смотрела на человека, одетого в белоснежный теннисный костюм, очень выгодно оттеняющий загар. Но, несмотря на это, вид у Джеймса Маккензи был изможденный и болезненный. Сама того не желая, Хэлли почувствовала укол в сердце.

– Могу я войти? – спросил он.

Вместо ответа Хэлли отступила, пропуская его в дом. Она не подняла глаз, когда он проходил мимо. Аромат его дорогого одеколона все так же напоминал о детстве, как запахи Рождества.

Она жестом пригласила его пройти в гостиную. Войдя, он осмотрелся и явно одобрил обстановку, а Хэлли разозлилась на себя, потому что была польщена его реакцией.

Ты уже взрослая, напомнила она себе, садясь на стул. Ты ведь хочешь мира с этим человеком, а не его одобрения твоего вкуса.

– Здесь уютно, – сказал ее отец. Он сел на диван, но только на край, и свободно опустил руки между расставленными коленями. – Вкус и чувство симметрии ты явно унаследовала у своей матери.

– Спасибо.

– Ты, наверное, гадаешь, почему я пришел?

Хэлли опустила глаза вниз, на свои руки, и заговорила очень осторожно:

– Вообще-то меня больше интересует, почему вчера ты сделал мне так больно.

– Я приношу свои извинения. – Джеймс Маккензи тяжело вздохнул; он тоже был занят изучением своих рук, подбирая нужные слова.

Наконец он издал странный звук, похожий на смешок, заставивший Хэлли поднять глаза.

– Мне неприятно признавать, – выговорил он, – но я, как это называется, нахожусь под каблуком у своей жены. Цена женитьбы на женщине намного моложе меня.

Джеймс поднял глаза на Хэлли.

– Ты шокирована. – Он безрадостно усмехнулся. – Большинство людей, знающих меня, отреагировало бы так же. Но это правда. Я пришел к выводу, что легче сдаться, чем спорить с Евой. По крайней мере так было до настоящего времени или, вернее, до вчерашнего дня.

Хэлли завороженно слушала уничижительные признания отца. Джеймс Маккензи, диктатор и суровый надсмотрщик в ее детстве, выдающийся врач, под каблуком у жены? Это было бы смешно, но явное огорчение отца, скорее, заставило бы ее расплакаться.

– У нас была ужасная ссора, после того как я прогнал тебя. Знаю, что это не облегчит боль, которую я причинил тебе. Но ты должна знать: я ясно дал понять Еве, что ее дальнейшее вмешательство в мои отношения с вами повлечет за собой тяжелые последствия.

– О, папа... – Хэлли подошла к отцу и опустилась рядом с ним. – Меньше всего я хочу быть причиной ваших ссор с женой. Я приходила затем, чтобы убрать все преграды между нами. Чтобы признать, что я была не права...

– Что ты была не права? – Джеймс взял руку дочери и сжал ее. Глядя на нее сверху вниз, он покачал головой. – Я молю Бога, чтобы узнать, как я могу загладить свою вину.

– Тебе нечего заглаживать. – К своему удивлению, Хэлли обнаружила, что так оно и есть. Она на самом деле избавилась от всей боли и презрения к отцу, преследовавших ее с детства. – Что было, то было, сказала она. – И я наконец поняла, что не мне тебя судить. Мы с мамой недавно говорили об этом, и она рассказала мне, как все было на самом деле и почему ты ушел. Я не знала. Я думала, что это я...

Джеймс Маккензи неловко потрепал ее по плечу, посмотрел на часы и со вздохом поднялся.

– Я бы хотел, чтобы мы стали друзьями, если это возможно. Иногда обедали бы вместе, получше узнали друг друга.

– Конечно, – сказала Хэлли нежно. Ее захлестнула жалость к этому человеку, который был ей отцом, человеку, который, несмотря на все свои достижения, похоже, так и не нашел того единственного, что наполнило бы его жизнь смыслом, – любви и счастья.