Любовь олигархов - [22]

Стрелки часов давно уже уползли за полночь, а Петя листал книгу дальше. Наткнулся на фамилию Нари-сан, и в душе потеплело, как будто увидел родного человека. Снова подумал, что есть в ней нечто азиатское, такое, что вонзится в сердце и никогда не отпустит, станет всё время напоминать о себе. Стал фантазировать о том, как мог японец попасть в далёкий Саранск. Может, произошло это в прошлом веке. Прижился какой-нибудь пленный или торговец. Подыскали ему по простому обычаю невидную девушку, а потом расцвела в третьем-четвертом поколении азиатская кровь сильной и сочной красой. От того и глаза Веры наполнены таким сильным жаром, от того и душа возвышенно строга и не дает себе примириться. Может, поэтому и отец её сгинул в экспедициях, потрясённый любовью?

В понедельник отпросился у бригадира с обеда. Тот сначала выкаблучивался, напуская на физиономию дебильное упрямство, но уломать всё-таки удалось. Пришлось наврать с три короба, привлечь всю родню. Сказал, что двойня брата заболела и жена тоже, брать дежурит в больнице, и мать слегла с артритом, и надо сидеть с племянницей.

Когда отпросился, поехал сразу в институт, боялся никого не застать — всё-таки лето. На кафедре конструкционных материалов увидел парня, с которым говорил, когда приходил пересдавать экзамен. Выманил его в коридор. Сначала никак не мог ему объяснить, что нужно. Парень наконец переспросил:

— Так тебе Нарусина нужна? Она, брат, надолго умотала.

— А почему её послали? Не могли ещё кого?

— Ну, знаешь, это дело сложное. А она сама вызвалась. Алфеев даже не хотел отпускать.

Непонятно зачем, Петя продолжал расспрашивать парня, тот мялся, удивлённо таращил на Петю глаза. А когда мимо прошёл по коридору Алфеев, испуганно замолчал. Петя и сам догадывался, что странно выглядит его появление и вопросы, и всё больше злился на себя. Но тут Петя охладел к парню и отпустил его. С минуту ещё постоял в коридоре, а потом открыл дверь и подошёл к Алфееву.

— Александр Лаврентьевич, я к вам, — сказал Петя.

Профессор повернулся к нему, безразлично глянул бесцветными глазами, губы его мимолётно шевельнулись недовольно.

— По какому вопросу?

— Я хотел узнать, — замялся Петя и выпалил сразу: — Верните Нарусину! Нельзя что ли других послать? Вон, мужиков сколько сидит.

Брови у профессора взметнулись вверх, глаза изумленно ожили.

— А вы кто ей будете?

— Экзамен ей пересдавал, после вашей пары.

Лицо старика еле видно порозовело, глаза потеплели.

— Присаживайтесь. — Он показал на стул рядом, потом долго разглядывал Петю. — Кажется, припоминаю. Вы не ответили ни на один вопрос. А вы изменились к лучшему. — Алфеев коснулся своими сухими пальцами Петиного колена. — Она сама хотела уехать, отговаривал её. — Профессор пожал недоумённо плечами. — Ничего не мог с ней поделать. Наверное, придётся вам подождать. Да! Она говорила: в Москве ничто её не держит.

Он замолчал, а Петя глянул ему в глаза и сказал:

— Мне стало бы легче, если бы она здесь была.

Профессор повернулся к окну, рассеянно постучал пальцами по столу.

— Это слишком далеко, — добавил Петя. — Как будто навсегда.

— Навсегда, — повторил профессор, не двигаясь и тихо шевеля пальцами. — Вы можете дождаться, два года пройдут. Она, знаете, немного на внучку мою похожа. Уговаривал её остаться. А внучка уже не вернётся. Утонула прошлым летом. Вот так, батенька. Вера Михайловна хотела уехать. Вы уж извините, не могу помочь ничем.

Петя бесцельно брел по Ленинградскому проспекту. Когда очутился около аэровокзала, вошёл в зал ожидания. Из динамиков гремели объявления, пассажиры стояли в очередях, спешили к автобусам.

Петя взял билет до аэропорта и через час стоял у ограды. Тяжелые машины, натужно завывая моторами, лезли круто в небо, размывая за собой дымные шлейфы гари, и бесследно исчезали в мареве летнего неба. Оттуда выныривали другие самолёты и скользили плавно на посадку.

И эта же воздушная пелена скрыла её, и нет никаких сил, чтобы рассеялась мутная дымка, не обойти, не заглянуть по ту сторону, чтобы наконец увидеть, услышать единственного человека, который вернул бы утраченный смысл, объяснил бы всё.

Харон из деревни Стиксово

— Дядя Миша, вы — Харон, — проговорил радостно маленький очкастый шкет в цветастой майке безрукавке, мятых шортиках и сандалиях на босых покарябанных ногах. Его карие глаза, словно две вуалехвостки, плавали в линзах очков для дальнозоркости.

— Ты, — поперхнулся Михаил, мужик за пятьдесят, безнадежный алкоголик, — чего ругаешься?

Качнувшись, Михаил хотел обойти мальчика, но тот заступил дорогу.

— Харон — это не ругательство, — жизнерадостно сообщил мальчик, — это мифический человек у древних греков, он сопровождал умерших в царство мертвых. А бабушка говорила, что вы пили с дядей Васей и дядей Толей. Они потом умерли.

— Мели Емеля, — отмахнулся Михаил.

— Игорек, — окликнула мальчика бабушка, — не мешай дяде Мише.

Михаил наконец обогнул мальчонку и двинулся к мастеровым, которых дачники наняли поправить покосившееся крыльцо. Михаил вручил мужикам свой домкрат и повалился на сочную майскую траву подождать, пока мужики принесут от хозяйки деньги за пользование домкратом. А деньги нужны были позарез для опохмелки.