Любовь к жизни. Рассказы - [259]

Это было в середине лета. А под конец навигации «У. X. Уиллис» отплыл вверх по Юкону, везя две сотни путников, возвращавшихся домой. Между ними был и Черчилль. В его каюте, внутри сундука с платьем, помещался чемоданчик Луи Бонделла. Это был маленький пузатый кожаный предмет весом в сорок фунтов, что заставляло Черчилля волноваться всякий раз, когда он отходил слишком далеко.

Человек в соседней каюте тоже обладал золотым сокровищем, запрятанным в платяной сундук, и в конце концов оба они порешили стоять на страже попеременно. Пока один спускался вниз, чтобы поесть, другой не сводил глаз с дверей обеих кают. Если Черчиллю хотелось перекинуться в вист, другой пассажир нес сторожевую службу; а когда тот хотел отвести душу, Черчилль читал газеты четырехмесячной давности, сидя на складном стуле между обеими дверями.

Признаки раннего наступления зимы были налицо, и с утра до вечера, даже до глубокой ночи обсуждался вопрос, прорвутся ли они до заморозков или им придется покинуть пароход и пробираться пешком по льду. Случались и досадные задержки. Дважды машины ломались, и нужно было их чинить, и каждый раз снежные бури предупреждали их о близости зимы. Девять раз пытался «У. X. Уиллис» осилить своими попорченными машинами пороги Пяти Пальцев, а когда ему удалось, оказалось, что он опаздывает на четыре дня против своего и без того неточного расписания. Вопрос был в том, будет ли пароход «Флора» ждать их выше Бокс-Кэнона. Водное пространство между входом в Бокс-Кэнон и низовьями порогов Белого Коня было несудоходно, и пассажиров пересаживали с парохода на пароход; пороги они должны были обойти пешком. В той местности не было ни телефонов, ни других способов предупредить ожидавшую «Флору» о том, что «У. X. Уиллис» хотя и опаздывает, но все же идет.

Когда «У. X. Уиллис» уперся в пороги Белого Коня, пришла весть, что «Флора» прождала три дня сверх срока и отбыла всего несколько часов перед тем. Кроме того, стало известно, что она простоит у поста Тагиш до девяти часов утра в воскресенье.

Это было в субботу, в четыре часа дня. Пассажиры собирались на совет.

На пароходе имелось большое каноэ из Петерборо, предназначавшееся для полицейского поста у входа в озеро Беннет. Пассажиры взяли на себя ответственность за каноэ и обязались доставить его по назначению. Затем стали вызывать охотников. Требовалось два человека, чтобы доплыть на лодке до «Флоры». Немедленно вызвались два десятка людей. Среди них находился и Черчилль; таков уж был у него характер, что он вызвался раньше, чем подумал о чемоданчике Бонделла. Когда это пришло ему на ум, он стал надеяться, что его не выберут. Но человек, составивший себе имя на Юконе в качестве капитана футбольной команды, председателя атлетического клуба, искусного погонщика собак и скорохода, человек, сверх того, обладавший такими плечами, – не мог уклониться от почетного поручения. Оно было возложено на него и на гиганта-немца Ника Антонсена.

Пока группа пассажиров, неся на плечах каноэ, пустилась в обход по волоку[85], Черчилль побежал в свою каюту. Он выбросил содержимое сундука на пол и схватил чемоданчик, намереваясь поручить его соседу по каюте. Но затем его остановила мысль, что чемоданчик принадлежит не ему и что он не имеет права выпускать его из-под своего надзора.

Поэтому он бросился с ним на берег и побежал вверх по волоку, часто перехватывая его из одной руки в другую и думая, что он, пожалуй, весит более сорока фунтов.

Было половина пятого, когда оба посланца двинулись в путь. Течение реки Тридцатой Мили было так сильно, что им нечасто удавалось пользоваться веслами. Приходилось идти по берегу, с бечевой через плечо, спотыкаясь о камни, пролагая себе дорогу сквозь кустарник, порою скользя и падая в реку и продолжая идти по колено или по пояс в воде. Когда же встречалось непреодолимое препятствие, надо было снова садиться на весла и нестись наперерез потоку к другому берегу; приходилось напрягать все свои силы и все же терять много времени; а затем втягивать весла, выскакивать на берег и опять тянуть бечеву. Это была утомительная работа. Антонсен трудился – как и подобало такому великану – упорно, без жалоб, и благодаря своему могучему сложению и неукротимому уму Черчилля, казалось, доходил до крайних пределов человеческих возможностей. Они не давали себе ни минуты отдыха. Нужно было двигаться вперед, непременно вперед. Резкий ветер дул с верховьев, замораживая им руки и заставляя их по временам хлопать в ладоши, чтобы восстановить кровообращение в окоченелых пальцах.

Когда настала ночь, им пришлось идти наудачу. Они то и дело падали на неутоптанном берегу, в клочья разрывая одежду о невидимые кустарники. Оба были исцарапаны до крови. Раз двенадцать, во время быстрых переправ с берега на берег, они натыкались на затонувшие деревья и опрокидывались. В первый раз Черчилль нырнул и шарил за чемоданом на глубине трех футов. Он потерял добрых полчаса на поиски, а затем они повезли чемодан дальше, прочно привязав его к лодке. Пока лодка шла на поверхности, он был в безопасности. Антонсен смеялся над чемоданчиком, а к утру стал проклинать его. Но Черчилль не удостоил его никакими объяснениями.