Любовь к велосипеду - [31]

10

После этого собрания Володя решил уйти из секции, навсегда бросить велосипед. Он перестал тренироваться, даже утреннюю зарядку не делал. Да и на чем было тренироваться, если старый восьмискоростник свой оставил там? Целыми днями он валялся с книжкой на кровати или неприкаянно бродил но улицам, изнывая от тоски. Когда встречал по дороге велосипедистов — отворачивался. «Коллектив… ворчал он, вспоминая Аркашкинпу демагогию. — Смотря какой коллектив! Бывает коллектив мошенников или лентяев. Бездарности тоже могут составить коллектив!..»

Все, чем он жил последнее время, потеряло для него всякий смысл. О Гале он старался не вспоминать, о поступлении в институт даже противно было думать. Он чувствовал себя каким–то отверженным, опустошенным и впереди в своей жизни не видел никаких перспектив. Он был одинок. «Ну и пусть, — говорил он себе, стиснув зубы. — Если я им не нужен, то и мне на все наплевать! На фига стараться, крутить до седьмого пота? Лучше жить попроще, на пляже загорать или на рыбалку ездить!..» Одно только мучило его: что так пошло и глупо все кончилось, что никому он делом не доказал, на что способен. А мог бы. Вот доказать бы — и уйти, хлопнув дверью!..

Он ни с кем не встречался. После выпускного все одноклассники как–то сразу потерялись из виду. Одни куда–то уехали, другие с головой погрузились в зубрежку, готовясь в институт. Матери о своих неудачах Володя не говорил. Когда она приставала, отчего он такой расстроенный, то огрызался, даже грубил. Потом стыдился своей грубости, но исправить ее не умел. Он любил мать и сочувствовал ей, но по–прежнему общего языка с ней не мог найти. Поэтому он был даже рад, когда матери дали на работе путевку в дом отдыха и она хлопотливо засобиралась в дорогу.

Мать никогда не ездила в отпуск, а в последние годы, стараясь сэкономить, даже не брала его. Она и на этот раз хотела отказаться от путевки, но он уговорил ее поехать отдохнуть. И все- таки, уже решившись, она каждый день все вздыхала, рассчитывая расходы, прикидывая, что из позарез необходимого можно было бы на эти деньги купить.

В субботу она уезжала ип, собирая чемодан, ужо с утра так охала и суетилась, что наконец Володю это стало раздражать. Он взял книжку и уткнулся в нее у окна.

— Господи, хлопот–то с этой поездкой, — приложив ладонь ко лбу, озабоченно говорила мать. — И то не забыть, и это… Только больше устаешь с этим отдыхом.

— Тебе надо отдохнуть, мам, — сказал Володя, не отрываясь от книги. — Столько лет уже не отдыхала — так нельзя.

-​ Надо–то надо, — вздохнула она. — Да с этими хлопотами небось похудею, а не поправлюсь там… Тебя как одного оставить? Испереживаешься там… Тебе ведь еще документы в институт подавать надо… Что это ты в последнее время расстроенный такой? — спросила она. — И на велосипеде не гоняешь…

-​ Да так, — невесело усмехнулся Володя. — Бросил я это дело…

-​ Ну и правильно, — сворачивая и укладывая платье в чемодан, одобрила мать. — Ничего хорошего в этих гонках нет. Так чего ты решил? В финансово — экономический подавать будешь?.. — осторожно спросила она.

-​ Буду, — мрачно сказал Володя. — Какая разница…

-​ Вот и хорошо, — обрадовалась мать. — Я тебе плохого не посоветую. Завтра и начинай справки собирать. Чего тянуть–то, — торопливо добавила она. — Может, пораньше оно и лучше. Заметят там скорей, глядишь, преимущества какие дадут. Значит, стремится человек, скажут…

Володя поморщился, не отрывая глаз от книги, но ничего не сказал. Закрыв чемодан, мать достала из сумочки кошелек.

— Денег–то с этой поездкой сколько уйдет! — вздохнула она. — Я тебе, сто рублей оставляю. Тридцать дяде Паше отвезешь — я у него в долг брала. Двадцать рублей за квартиру заплатишь. Пятьдесят тебе останется. Я холодильник набила, так что должно хватить… Деньги, деньги… — опять вздохнула она. — Текут как вода. Ты уж побереги их… Знаю, лишнего не истратишь, а все–таки… На отца–то твоего, вишь, какая надежда, а тебе еще в институт поступать.

— Ладно, — сказал Володя, все так же не отрывая глаз от книги, — поберегу…

Проводив мать на вокзал, он бездумно вернулся домой. В прихожей он машинально оторвал вчерашний листок на календаре, перевернул следующий. Красная цифра 12 бросилась в глаза. «Завтра гонка. Двенадцатого, в воскресенье, гонка», — вспомнил он, и на душе сделалось тоскливо и горько. Сколько времени он ждал этой гонки, сколько старался ради нее, сколько надежд связывал с ней — и вот завтра все выйдут на старт, кто–то будет азартно бороться за победу, кто- то, ликуя, первым пересечет финишную черту, а он будет здесь, в гнетущей тишине опустевшей квартиры, валяться в одиночестве, неудачник, проигравший еще до старта.

Он прошел в комнату, сел у стола. Оставленные матерью десятки веером лежали на газете. Это был вчерашний, еще не читанный номер, который он вчера принес с собой. Собирая деньги, он машинально развернул его. На последней странице в самом низу был помещен снимок гоночного велосипеда в рекламной рамочке. «Магазинами Главспортторга, — гласила реклама, — продаются за наличный и безналичный расчет велосипеды гоночные десятискоростные марки «Чемпион»… Снабжены набором комплектующих запасных частей, двумя шелковыми однотрубками… Цена 135 рублей…»